Борис Мишарин - Исцеление

Стоун зашатался, и Михайлов успел крикнуть:

— Держи его, Катрин!

Она подхватила оседающего Стоуна и выволокла его в предоперационную, уложив на кушетке, вернулась к Михайлову. Он уже выбросил опухоль в тазик вместе с перчатками, и она одела ему новые.

Ткани легкого восстанавливались, и рана послойно затягивалась, оставляя послеоперационный рубец. Михайлов провел рукой по средней линии живота…

— Необходимо убрать метастазы, — пояснил он Катрин.

Она смотрела на него с чуть приоткрытым ртом удивленно-восхищенными глазами, а Михайлов в душе посмеивался и молчал, выкидывая в тазик грязно-белые комочки. Поменяв перчатки, он «зашил» рану.

В предоперационной послышался нарастающий шум. Оставив больного на столе спящим, Михайлов вышел туда. Охрана стояла насмерть, не впуская рвущихся в операционную врачей.

— В чем дело? — строго спросил Михайлов.

— Это вы должны объяснить, в чем дело, — язвительно бросил один из врачей, указывая рукой на лежавшего Стоуна, — что вы с ним сделали?

— Я не намерен объясняться с идиотами или вы разучились оказывать помощь при обмороке? Выбросить их всех отсюда, — приказал он охране.

Врачи уходить не собирались, и охрана применила силу, начались свалка и потасовка… Стоун пришел в себя, но, видимо, его приключения еще не кончились.

— Что случилось, больной умер? — с испугом спросил он.

— Нет, Джек, все в порядке, твои идиоты подумали, что я что-то сделал с тобой, видишь, какую бузу устроили.

— Я упал в обморок, — объяснил им он, — если бы вы видели этого гениальнейшего хирурга, как он оперирует — устоять невозможно. Невозможно представить себе такое и в фантастических фильмах. Словами это не выразить, это надо видеть, но попытаюсь…

— Нет, Джек, у нас еще четверо больных, расскажешь потом.

Михайлов вернулся в операционную и разбудил больного.

— Вот и все, все болезни для вас закончились, впереди здоровье и счастье жизни, — объяснил ему Михайлов.

Больной оглядел себя — два свежих рубца появились на теле и он задал законный вопрос:

— Сколько я проспал — месяц, три или больше?

Михайлов усмехнулся.

— 10 минут, как я и обещал. Опухоль удалена, рана зарубцевалась.

Он подал знак Катрин, и она вывела больного из операционной.

Через час Михайлов закончил все операции, и они собрались в кабинете Стоуна. Джек достал виски и два бокала, Михайлов покачал головой и показал на третий. Стоун улыбнулся, доставая третий бокал, налил всем и разбавил содовой.

— В следующий раз, Джек, закажи коньяк и лимон, по крайней мере мне, а сейчас я бы хотел выпить за прекрасную Катрин. Не люблю слов восхищения и благодарности, — предупредил он возможные дифирамбы, — за Катрин!

Три бокала сошлись со звоном, Стоун сделал пару глотков и отправил сестру узнать, как чувствуют себя «русские крестники», ему не терпелось услышать об их самочувствии. Правильно говорил русский — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Его операции чем-то роднились с фокусами, и Стоун считал, что Михайлов пользуется силой внутренней энергии, гипнозом и телекинезом. Глубокий сон больного, расслоение тканей, вытаскивание опухоли он мог объяснить этими понятиями, но гибель микробов и вирусов не укладывалась ни во что. Значит, русский обладает исключительными знаниями в микробиологии и вирусологии, он ушел далеко вперед, возможно на десятки лет. «Только у нас, в Америке, в экономически развитой стране, Михайлов может получить полное признание, почет и уважение. Проявить свои силы и знания в полной мере. Только здесь ему смогут предоставить первоклассные лаборатории и создать все условия для работы. Неужели он этого не понимает?.. Зачем ему эта разваливающаяся Россия, просравшая свою мощь и силу?.. Нет, он понимает все прекрасно, он гордый и просить не станет, надо предложить ему, купить, наконец. Кто не покупается за большие деньги, продается за очень большие». Стоун усмехнулся.

— Катрин очень славная девушка, — забросил он удочку, — я вижу, она вам нравится… Думаю, она не откажется пообедать с вами, — намекнул Стоун.

Михайлов хитровато улыбнулся, взглянув в глаза Стоуну, и закурил.

— Да, она славная девушка, но моя Вика лучше. Разве я не прав, Джек?

— О-о! Нет, Ник, нет. Вы меня не правильно поняли. Разве можно сравнить вашу прекрасную красавицу жену с ней? Госпожа Михайлова — само природное совершенство, — рассыпался он в похвалах.

Зашла возбужденная Катрин.

— Там целый фурор… не знаю, как правильно высказаться. Пятеро прооперированных больных показывают свои зажившие рубцы, которых не было утром и в помине. Чувствуют себя прекрасно, журналисты совсем очумели, коридоры и палаты кишат репортерами, полиция не может их выпроводить, Стокфорд вызвал еще полицейских, но не может справиться с писаками. Если так пойдет дальше — придется вызывать военных, считает Стокфорд. Все каналы телевидения транслируют нашу клинику, для журналистов — это суперсенсация! Неизлечимая стадия рака — 10 минут и вы здоровы! Это получше космических фильмов!

Стоун включил телевизор — захлебывающиеся от потока слов журналисты показывали послеоперационные рубцы больных, цитировали лечащих врачей клиники, которые утверждали, что больные, бывшие больные, действительно были неоперабельны, и им оставалось жить несколько недель или месяцев. Один из докторов пояснял, что такие операции длятся по времени несколько часов, но русский настолько быстро все делает, что за ним невозможно уследить. Его руки и инструменты мелькают, словно кадры в ускоренной съемке, у доктора Стоуна закружилась голова, и он упал в обморок.

— Вот врет, так врет! — засмеялся Михайлов, — придется, Джек, вам дать интервью сегодня. Катрин, вас не затруднит пригласить сюда Стокфорда?

— Да, конечно, господин Михайлов, я приглашу его, — она улыбнулась и покраснела, выскакивая за дверь.

Стоун с Михайловым рассмеялись.

— Да, уж очень стеснительная. Где ты такую нашел, Джек?

Стоун, смеясь, пожал плечами. В кабинет буквально ворвался Стокфорд.

— Что-то случилось? — уже по привычке ища глазами репортеров, спросил он.

— Нет, Билл, все в порядке, — ответил Михайлов, — вы сможете меня доставить домой, минуя репортеров? Джек даст им интервью, а я бы в этот момент уехал?

Стокфорд ответил не задумываясь, наверняка он уже просчитывал, как вывести тихо Михайлова — шумиха с журналистами не входила в планы ЦРУ и если ее нельзя исключить полностью, необходимо свести до минимума.

— Я все организую, господин Михайлов, вернусь за вами минут через 10.

Действительно, через 10 минут Стоун вышел к журналистам, а Михайлов спустился к черному выходу, который совсем недавно еще контролировался репортерами, но сейчас они все слушали Стоуна. Без проблем они сели в машину и тронулись, Стокфорд выругался, показывая на двоих людей с кинокамерами.