Дмитрий Красько - Охота на охотников

Вошел в квартиру, осмотрелся и решил — затаиться и ждать. Даже при том, что Танюшка уже вряд ли приедет удовлетворять мои низменные потребности — после того, как стала свидетелем убийства собственного шефа, ей будет не до этого, — дома все равно было очень тепло и уютно. Можно было спокойно принять горячую ванну и покушать. В бегах такого не будет, однозначно.

А сразу сдаваться Зуеву — стыдно. Я ведь ни в чем не виноват, правда? И, разоблачившись и сняв кроссовки, прошлепал в ванную.

Зуев не разочаровал. Приперся проведать меня. А заодно и уличить во множестве нехороших поступков. Его сопровождали четыре мента и двое понятых, потому что он сумел-таки убедить прокурора выдать ордер. Пусть не на арест, но на обыск квартиры, что в его глазах было началом моего конца. Ибо следующим логическим шагом будет как раз таки ордер на арест. И Зуев, натурально, светился от счастья. Извращенец.

Правда, случилось это знаменательное событие аж в половине одиннадцатого вечера. Оно и понятно — пока опрашивал очевидцев преступления (хотя, скорее, последствий оного), пока отлавливал прокурора, пока убеждал его, что обыск моего жилища — действие первой необходимости в сложившейся ситуации… Короче, по всем законам логики, к моменту появления на пороге моей квартиры, задница у него должна была пребывать в очень взмыленном состоянии. Скорее всего, и пребывала, но на роже светилось счастье.

Полюбовавшись его замечательной бумажкой, — которая была сунута мне под нос, стоило только открыть дверь, — я отступил вправо, давая гостям пройти. Светлых эмоций, в отличие от Зуева, не испытывал, но и выбора особого не имел. Визитеры, воспользовавшись этим, по одному просочились мимо меня в квартиру. Последними протиснулись понятые. Дедок со второго этажа — изрядный, между прочим, самогонщик и любитель в пьяном виде играть на таком же престарелом, как и сам он, баяне. Его бабка, помнится, раза три сдавала баян в комиссионку, но он столько же раз героически выкупал его и продолжал радовать соседей музыкальными изысками. И дивчина лет двадцати с небольшим. Жена моряка и мать двух малолетних шалопаев, затерроризировавших всех кошек в округе. И даже одного питбуля, который уже с полгода, как заикается и писается при виде маленьких детей.

Дедок, судя по довольному виду, борьбу с зеленым змием на сегодня уже завершил, причем оглушительным триумфом, но баяна при нем не было. Вряд ли бабкина работа — скорее всего Зуев отобрал. Негоже — на обыск, и с баяном. Несолидно. Но дедок не унывал. Косил на меня хитрым взглядом и все время подмигивал. Правда, я так и не понял — то ли намекал, что неплохо бы как-нибудь извернуться и накатить еще по одной, то ли его просто спьяну нервный тик одолел.

Что до соседки, то она смотрела на все круглыми глазами, словно кроманьонец в Лувре. Возможно, раньше ей не приходилось бывать в роли понятого. А может, Зуев поделился с ней своими планами относительно статьи, которую решил на меня повесить.

Хотя, если честно, и без его планов в глазах соседей я давно выглядел буйнопомешанным, которого засунули проживать в их подъезд не иначе, как в наказание за какие-то грехи, о которых сами они были ни сном, ни духом. Потому что даже если грешить беспробудно, начиная с колыбели, столько нагрешить невозможно.

— Ну что, Мешковский? — Зуев спрятал ордер в карман и довольно потер руки. — Допрыгался. А ведь я тебя предупреждал — не делай никаких лишних движений. Не усугубляй свое положение. Оно у тебя и без того хуже некуда.

— Ты меня морально уничтожил, — проворчал я. — Можно, я прямо сейчас начну биться головой о стенку и каяться? Под протокол.

— Зря смеешься, — убежденно заявил он. — Ты, между прочим, в полной заднице. — Посмотрел на сопровождавших его ментов и кивнул им: — Давайте, мужики, начинайте. Наверное, с зала. И вы тоже пройдите туда, чтобы на ваших глазах все происходило, — это адресовалось уже понятым. Когда все удалились, он подмигнул мне (видимо, от дедка заразу подхватил): — А теперь можешь начинать каяться. Под протокол.

— Фиг тебе, — хмыкнул я. — Когда я предлагал, ты отказался. А сейчас мне самому расхотелось.

— Брось, Мешковский, — он поморщился. — В этот раз ты крупно прокололся. Тебя видели как минимум четыре человека.

— А чего так мало? Меня только что как минимум шесть человек видели. Не считая тебя. Но ты же не человек. Ты — Зуев. Так что не надо про четверых-то.

— Тебя на месте преступления четверо видели!

— Здорово, — я не собирался сдаваться просто так. По крайней мере, пока не выясню, с какими картами на руках он приперся ко мне. — А теперь давай по порядку. Кто, где и при каких обстоятельствах меня видел?

— Ну, ты наглец! Ты в курсе, что сегодня на Иванца опять было совершено покушение?

— Если я скажу «нет», ты же все равно не поверишь, правда? — я задумчиво осмотрел его. Задумчиво — потому что старался говорить аккуратно, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Это, конечно, не в моем стиле, но тут уж не до принципов — на карту была поставлена свобода. Самое досадное, что не я ее туда поставил. — Поэтому я говорю «да». Таки в курсе. А почему покушение? Мне показалось, что его укокошили.

— Облажался ты, Мешковский. Или подельники твои облажались, — в голосе Зуева было столько самодовольства, словно он сам изменил траекторию полета пули. — У него только ранение. Серьезное ранение, в шею, но не смертельное. Жить будет. И показания даст.

— Хорошо, — согласился я. — Про моих подельников мы в другой раз поговорим. А как вы узнали, что я там был? Следили за офисом? Или за мной? Так я, вроде, на хвост проверился. Хотя я не профессионал, конечно…

— Накладочка вышла, — поморщился он. — После того, как Иванец пропал, я снял наблюдение. Мой косяк. Но тебя-то на месте все равно видели. И ошибиться не могли. Секретарша ваша, Татьяна. Она сказала, что ты с ней задружиться сильно успел, и она тебя стопроцентно узнала. И машину твою.

Ай, да Танюшка! И это после той волшебной ночи, что я ей подарил?! Вот и делай после этого людям приятное. Впрочем, случилось то, что, по моим прикидкам, и должно было случиться — только и всего. Иванец с самого начала пустил по конторе слух о моей причастности к налету. А сегодня она, выскочив на звук стрельбы, увидела окровавленного шефа и меня, стремящегося поскорее свалить оттуда. В такой ситуации мог быть сделан только один логический вывод: все, что обо мне говорил Ваня — правда, и на сей раз я таки умудрился добраться до директора. Следовательно, я — наводчик и убийца, и меня просто необходимо с потрохами сдать Зуеву. Я уже давно приметил, что она не дура и при случае сумеет сделать выводы из очевидных фактов. Но и не гений, а потому на мелкие нестыковки внимания не обратит. Вот Шерлок Холмс — тот обратил бы. А Танюшка — нет. И я вздохнул: