Дмитрий Красько - Сопроводитель

По тому, как быстро он меня настигал, я прикинул его скорость. Где-то в районе ста семидесяти, не меньше. Если при такой прыти финишируешь не там, где планировал, то никакие доктора не смогут склеить твои кости в первоначальную конструкцию.

А парень, удравший то ли из психушки, то ли с очередного этапа Формулы-1, продолжал быстро настигать меня. И, как в сказке — долго ли, коротко ли, настиг. Причем, скорее, коротко, чем долго.

И, когда машины сравнялись, все мое неодобрение как рукой сняло. Сквозь боковое стекло я увидел белую повязку на голове пассажира и кое-что пострашнее повязки, а именно — дуло автомата. Генерал не сдержал обещания. То ли передумал, то ли уже в тот момент, когда давал его, замышлял недоброе — трудно сказать. Да и не важно это. В данный момент для меня имели значение только три вещи на Земле. Два глаза человека с повязкой — левый и правый. Один, который щурился, и второй, который ловил меня на мушку. И дуло автомата, рыскающее почти перед самым стеклом «Мерседеса».

Клацнув зубами, я слегка притопил тормоз и тут же отпустил его. Давить сильнее было опасно — занесет. Получилось, как одноразовое вливание, только в моем случае — выливание. Скорости. Сосед, не ожидавший такой хохмы, сразу ушел вперед, но тут же и сам притормозил, попытавшись подравняться. Я повторил фокус, и ему пришлось проделывать все по новой.

Я еще трижды рискнул повторить трюк, но, когда скорость упала до семидесяти, понял, что ша, хватит. Потому что человеку с повязкой такие пятнашки могут в конце концов надоесть, и он начнет стрелять, не дожидаясь, когда моя гениальная голова и его злобная мушка окажутся на одной линии. С его-то огневой мощью, да при нашей упавшей скорости, шансов остаться в живых у меня практически не будет. Пропадать ни за грош чегой-то не хотелось.

Дождавшись, когда начнется более или менее ровный участок дороги, я сбросил ремень безопасности, включил нейтральную скорость и дернул ручник. Порву — и черт с ним. Открыл дверь и вывалился наружу, стараясь пристроиться к асфальту попластичнее, чтобы ненароком чего-нибудь себе не сломать.

Ручник, как ни странно, сразу рваться не стал. «Мерседес», подагрично подергиваясь, укатил вперед, а я, прокувыркавшись за ним с добрый десяток метров (слава Богу, как и старался, довольно удачно — во всяком случае, обошлось без переломов), остановился и, кусая от нетерпения губы, вытащил из кармана пистолет.

Хитрое действие под названием «торможение с управляемым заносом» на такой скорости совершать было небезопасно, но парень, сидевший за рулем догонявшего меня авто, не знал этого, и попытался провернуть такую штуку. Я сразу сообразил, к чему он клонит, когда машина вдруг резко затормозила, вскинул пушку и убил все патроны, которые в барабане, да плюс еще один — который в стволе. Сколько раз попал — неважно, главное — вообще попал. Машина, и без того неустойчивая — скоростью к дороге ее уже не прижимало, а водитель, то ли растерявшийся из-за моей канонады, то ли поврежденный одной из пуль, позабыл завершить маневр, и тачку, хоть и повело юзом, но совсем не туда, куда задумывалось изначально — вообще вышла из-под контроля.

Недовольно порыскав носом по дороге, мой недавний преследователь оказался возле кювета и, аккуратно привстав на два боковых колеса, снес ограждение и рухнул вниз.

Я поднялся и заглянул туда. Высота довольно приличная — дорогу поднимали метра на два, может, чуть меньше. К тому же внизу громоздились здоровенные валуны, некоторые — весьма неприятной формы.

К поверженному уже врагу я шел без спешки. А вдруг бензобак ему пробил, а вдруг как раз в этот момент бензин заливает пространство под капотом и подбирается к зажиганию, которое любитель быстрой езды — вот клянусь своим плавательным пузырем — позабыл выключить? Я совсем не хотел подетально кружить в воздухе рядом с такими же разобранными ребятами, только что покушавшимися на мою жизнь. Если суждено в эту ночь кому-то летать, то пусть это будут они.

Но я добрался до места, где преследователи ушли с трассы, и ничего за это время не случилось. Наверное, в бензобак не попал, а если и попал, то бензин тек в невзрывоопасном направлении. Оно и к лучшему, потому что я получил возможность побеседовать с оставшимися в живых.

Таковые были. Человек с повязкой. Водителя я напрочь изуродовал — видимо, подсознательно целился именно в него. Патроны «магнум» превратили его голову в нечто совершенно невразумительное — во всяком случае, я так и не смог понять, видел его в генеральском замке, или нет.

А вот перевязанный был жив, хоть и не вполне здоров. Если вчера, после непродолжительного знакомства с рукояткой пистолета, он отделался только шишками да ссадинами, то сегодня, после несколько более растянувшегося контакта с острыми валунами, по которым машина проехалась крышей, голова его превратилась в совершенное поле боя — вся в рытвинах окопов и воронках взрывов. И вся в крови.

Небольшой «Опель» стоял теперь, как и полагается всем нормальным машинам, колесами книзу. Но, в отличие от всех нормальных машин, вид имел, как грошовая шлюха — помятый до неприличия. Пассажирская дверь была распахнута, и забинтованный, выпав из нее туловищем, пытался подтянуть к себе автомат, вывалившийся из салона при падении. Но оружие заклинило меж камней, и оно не поддавалось усилиям владельца. Автомату и там было неплохо.

Я подошел к человеку с забинтованной головой и наступил на его беспокойную руку. Тот сразу оставил свои попытки и, скрипя зубами, потребовал:

— Слезь!

— Пожалуйста, — я выполнил его просьбу, присел рядом и, немного повозившись, вынул-таки автомат из расщелины. Потом засунул ствол пистолета забинтованному в ухо и спросил: — Это за что же вы меня так, а? Я вам под хвост соли насыпал, или зачем? Я вам в кошмарных снах снюсь, или почему?

Забинтованный меня не понял. Логично. В его положении я бы и сам себя не понял. А потому подал свой вопрос в более пространной форме:

— Слушай на меня, ты, мишугенер контуженный. У меня нервы совсем ни к черту, хоть я и сам часто горюю по этому поводу. А еще у меня дурная наследственность и трехкратное сотрясение мозга в память о золотом детстве. И двое последних суток были жутко трудными — прямо пером не описать. Так что в моральном смысле я совершенно никакой. Запросто могу и на курок нажать. Так что отвечай быстро, как по бумажке: кто вам приказал этих глупостей — меня к дедушке отправить?

— Какому дедушке? — он опять не понял. Ну, просто отчаянье берет — глупый, как пробка. Мне бы на моем месте растеряться от невозможности растолковать ему самые простые вещи, но я, человек упертый, продолжал гнуть свою линию.

— Мой дедушка, — пояснил я, — давно мертвый дедушка. Да не в дедушке дело, ты, шлимазл. Кто заразил твои дурные мозги идеей убить меня?!