Дмитрий Красько - Сопроводитель

— Двенадцать, — я показал ей часы. — Ты себя как чувствуешь?

— Заботишься? — все тем же презрительным тоном поинтересовалась она. — Плохо я себя чувствую. Благодаря твоим дружкам.

Это было уже слишком, и я укоризненно покачал головой:

— Зря ты так. Никакие они мне не дружки, сама прекрасно знаешь. В любом стаде есть свихнувшиеся быки, не резать же из-за этого все стадо? А о тебе я действительно беспокоюсь, иначе бы не забрал тебя из коттеджа. Сейчас мы покушаем — тихо, мирно, спокойно — и я отвезу тебя к знакомому психоаналитику. Он в подобных случаях разбирается лучше, чем я, он тебе поможет. И, главное, не допустит, чтобы кто-то лез в твою душу слишком или не слишком назойливо — даже милиция.

Она удивленно посмотрела на меня и неожиданно всхлипнула:

— Зачем тебе это? Только не прикасайся ко мне!

Я действительно уже протянул было руку, чтобы погладить ее по волосам и слегка успокоить, но после такого возгласа руку одернул. Однако на поставленный вопрос ответил:

— Не люблю я, понимаешь, когда людям в душу гадят. Мне самому в таких случаях гадко становится. Тем более, когда таким образом. И вообще… Я за тебя какую-то ответственность чувствую.

— Папочка, — сквозь слезы криво усмехнулась она, и эта усмешка неприятно корябнула меня по сердцу.

— Зачем ты так? — я махнул рукой и пошел одеваться в костюм, принесенный барменом. Понимаю, что у нее в душе не бальзам растекается, но ведь и я живой человек, у меня тоже куча проблем и нервы расшатаны.

Костюм оказался хоть и потрепанным, с дырявыми карманами в брюках, но с рубашкой, а потому я отбросил брюки в сторону, ограничившись тем, что предназначено для торса. И, когда, закончив процедуру одевания, застегивал последнюю пуговицу — не под самым воротом, а чуток пониже — за спиной раздался сдавленный голос:

— Извини.

— Ничего, — не оборачиваясь, отозвался я. — Все в порядке. Можешь взять пиджак, если хочешь. Пошли кушать.

Она воспользовалась моим предложением. Пиджак был черным и не совсем определенного кроя, и понять, мужской он или женский, было сложновато. Разве только по пуговицам — но кого они волнуют?

Избавившись от своего многажды дырявого пеньюара, в моей длинной рубахе и барменовском пиджаке, Анна выглядела довольно неплохо. Скажем, как девушка, собравшаяся на пляж. Правда, небо, впервые за целую неделю, оказалось затянуто тучами, но девушки — они ведь сами знаете, какие. Если что взбредет в голову — ни за что не переубедишь. Могут и в ливень купаться поехать. Дескать, река мокрая, дождь тоже, так что какая разница? Нету такой.

Завтрак в недомотеле на этот раз оказался более сносным, чем ужин; во всяком случае, крысу, замаскированную под котлету, нам никто не пытался предложить. А макароны, снабженные стандартными фабричными сосисками, трудно испортить, поэтому ели мы, не напрягаясь.

Расплатившись за гостеприимство, я посадил свою подопечную в машину и повез к тому самому знакомому психоаналитику. Если, конечно, разобраться, то знакомым его назвать трудно. Просто лет пять назад — по заказу нашей доблестной милиции — он обследовал меня на предмет психического здоровья. И, в отличие от доблестной, нашел его вполне пригодным для использования в разных целях. Единственное, что законстатировал — что я слегка ударенный в голову. Но я этого и не скрывал, честно отсидев на больничном по случаю сотрясения мозга две с половиной недели. С тех пор мы с психоаналитиком водок не распивали, но при редких встречах кивали друг другу.

Всю дорогу Анна молчала. Я даже не пытался навязать разговор, понимая, что он ей сейчас нужен, как зайцу — стоп-сигнал. Все, что было необходимо девушке — в полном одиночестве поковыряться в своей душе, определяя дальнейшее отношение к людям. Пусть. Доктор, если что, потом подкорректирует выводы. Он — профи, у него это должно получиться. А в том, что он согласится помочь, я не сомневался. По моим сведениям, два года назад психоаналитик ушел в частники, гонясь за крутой деньгой. На счет его успехов в этом деле я был мало осведомлен, но справедливо полагал, что отказываться от сотни-другой долларов частнопрактикующему врачу глупо.

Когда мы вошли в его приемную, там было пусто, как в только что распаханной степи. Я решил, что дела у частного медика идут не ахти, а потому уверенным шагом подошел к двери в кабинет и распахнул ее.

Доктор сидел там и мирно беседовал с какой-то дамой, молодой и на вид вполне привлекательной. Что у нее были за проблемы с головой, не знаю, подслушивать не стал, и даже, чтобы не мешать беседе врача с пациентом, быстро закрыл дверь с другой стороны. Ничего, подождем.

Психоаналитик, однако, ухитрился меня приметить и, не успел я отойти от двери и устроиться на одном из стульев, выскочил из кабинета и радостно закричал:

— Мешковский! Что, опять милиция в твоей адекватности сомневается?

— Ни за что, — отозвался я. — Они вам на слово верят. У меня другое дело. Если хотите знать, определенной денежкой пахнет.

— Это хорошее дело, — согласился доктор. — Проходи в кабинет, потолкуем.

— Подождешь здесь? — повернулся я к Анюте. Та кивнула, и я вслед за доктором прошел в гостеприимно распахнутую дверь. Закрывать ее не стал — мимо нас, шикарно шевеля бедрами, проплыла молодая и привлекательная с дырочкой в голове. Она и прикрыла калитку.

— Ну, рассказывай, — потребовал доктор, устроившись за своим столом поудобнее — задрав ноги выше головы и сцепив пальцы на животе. — Чего это ты так испугался — зашел и сразу выскочил. Раньше в тебе наглости, помнится, побольше было.

— Было, — кивнул я. — Раньше во мне и росту побольше было, и весу. Таперича старый стал, суставы скрипят. Вот и подумал — а чего это я буду беседу доктора с пациенткой прерывать?

— Это ты Саньку-то за пациентку принял? — усмехнулся доктор. — Ошибся, дорогой. Она у меня и ассистент, и секретарша, и любовница в одном лице.

— Один-ноль в твою пользу, — согласился я. — Не догадался. Ну, как частная практика? Небось, в нынешней России не много желающих твоими услугами воспользоваться? Приемная, гляжу, пустая.

— Два-ноль в мою пользу, — хмыкнул психоаналитик. — Клиентуры у меня хоть отбавляй, спасибо милиции. Через мои руки ее стараниями в свое время почти все нынешние новые русские прошли — когда еще древними жуликами были. Вот и пользуются у меня по старой памяти. Только что им в приемной штаны просиживать? Позвонил по телефону, согласовал время, и не надо напрягаться.

— Что-то с головой моей стало, — пожаловался я. — О простых вещах догадаться не могу. Но я к тебе все равно не со своей головой пришел.

— Что-то с коноваловской дочкой? — спросил он.

Я с офонарелым видом уставился на него: