Елена Караваешникова - Офицеры

Командор воспитывал в своих людях умение держать эмоции под контролем. Осоргин и Гайдамак постарались остаться на высоте положения, но их черные от грязи и усталости лица окаменели.

— Понимаю ваши чувства, но в нашей жизни так бывает. Приходишь, а явка провалена. И все-таки надо продолжать действовать, чтобы спасти свою шкуру и выполнить задание. Желаю успеха.

Командор повернулся и пошел к «уазику». Как только он сел, водитель завел двигатель.

— Не спеши, — остановил его Командор. Осоргин и Гайдамак поняли, какую совершили ошибку и на чем их подловил Командор. Считая этот пункт концом маршрута, они выложились до предела. У них не осталось ни физических, ни душевных сил продолжать борьбу. Но надо было собраться, сконцентрироваться и начать сначала. До первого ориентира им предстояло пройти полкилометра на северо-запад.

Осоргин и Гайдамак продвинулись в лес не больше чем на пятьдесят метров, когда у них за спиной поднялась зеленая, поросшая мхом кочка, мимо которой они только что прошли.

Раздался треск автоматной очереди. Парни мгновенно повалились на землю, но они понимали, что если бы в автомате были не холостые, а боевые патроны, то с ними все было бы кончено. От бешенства им хотелось рычать и грызть землю. Столько усилий, и все напрасно! Маршрут не пройден. Значит, все придется начинать сначала.

Фигура в маскхалате из длинных зеленых лоскутков и синтетического мха растворилась в чаще как лесной дух.

— Убиты, — констатировал Командор, услышав автоматную очередь.

В последнее время генерал Осоргин стал все чаще ощущать себя человеком уходящей эпохи. Это не имело отношения к бремени старости: легкое тело не обременяло, спина по-прежнему оставалась прямой, плечи развернутыми — все то, что называют пресловутой армейской выправкой. Но генерал ловил себя на том, что уходит в воспоминания, картины прошлого становятся все ярче и ярче, вытесняя собой обстоятельства текущей жизни. В стране началась перестройка, в Женеве шли переговоры, обсуждались условия и сроки вывода советских войск из Афганистана. Генерал следил за политическими событиями, оценивал, анализировал — мозг, приученный к постоянной напряженной работе, не мог бездействовать. Осоргина по-прежнему приглашали как эксперта на совещания в службу внешней разведки. Но больше всего он теперь любил долгие вечера на даче, когда, сидя в кабинете, непрерывно вглядывался в два женских лица, смотревших на него с фотографий. Он слышал их голоса, вдруг вспоминал какой-то особенный взгляд, жест, движение, и память начинала разворачивать сюжет давнего события.

В один из таких вечеров Осоргин настолько глубоко ушел в воспоминания, что не услышал, как приехал сын.

Дверь в кабинет была открыта. Егор остановился на пороге. Его испугал вид непривычно сгорбленной фигуры отца, сидящего в своем кресле у письменного стола.

— Папа… — Егор быстро подошел и положил руку на плечо отца.

При этом он опустился на корточки, потому что интуитивно почувствовал, как его крупное тело, полное силы, нависло, подавляя и высасывая остатки жизненной энергии старика. Он привык смотреть на отца снизу вверх даже тогда, когда перерос его на полголовы.

Осоргин отстраненно посмотрел на сына, еще находясь очень далеко в своих воспоминаниях. Постепенно его взгляд сосредоточился на лице сына, и Осоргин вернулся к реальности.

— Тебе плохо? — спросил Егор. — Вызвать «скорую»?

— Зачем? Я спал.

Егор с облегчением перевел дыхание.

— Слава богу. Ты здорово напугал меня. С тобой точно все в порядке? Точно? Тогда вот, познакомься, — мой напарник, Саша Гайдамак.

Осоргин посмотрел на напарника своего сына. Гайдамака он видел впервые, хотя слышал о нем от Егора. Парень понравился: красивое, открытое лицо, неожиданно тонкое и нервное. Осоргин представлял его грубее и примитивней — хорошая порода в деревнях повывелась.

Осоргин встал с кресла, и тотчас к нему вернулась гордая, властная стать.

Гайдамак вытянулся перед ним почти по стойке «смирно». Осоргин протянул руку.

— Алексей Федорович, знакомство с вами честь для меня. Егор очень много рассказывал о вас. Он…

— Отец, — перебил Егор, который при всей своей показной наглости был застенчив в проявлении подлинных чувств. — Мы отбываем в командировку.

Старший Осоргин насторожился.

— Куда?

— В Афган.

«Вот и началось», — подумал Осоргин, почувствовав, как сердце сжалось от тоски и тревоги.

Это была их первая командировка в зону реальных боевых действий. Парней отлично натаскали за три года обучения в Центре, но Командор знал, что по-настоящему только война покажет, удалось ли слепить из человека настоящего профессионала. Получив задание на ликвидацию банды, засевшей в труднодоступном горном ущелье, Командор решил, что пора испытать Осоргина и Гайдамака.

Настал момент, когда Командор должен был присвоить курсантам псевдонимы. Это событие в их профессиональной биографии имело особое значение, сравнимое, пожалуй, с посвящением в рыцарское сословие. Такова была скрытая суть, а внешне все выглядело просто и обыденно.

— Псевдоним штука непростая. Назовешь пса неудачно, и проку не будет, — говорил Командор, доставая из сейфа бумаги Осоргина и Гайдамака.

— Лестное сравнение, — усмехнулся Егор.

— Ну если нас приравняли к служебным псам, теперь уж не выгонят, — заметил Гайдамак.

Командор хмуро взглянул на них исподлобья.

— Выгонять вас теперь — себе дороже. Слепили тут из вас… суперменов. Саша… Саня, Шура… Шуракен? — Он вопросительно посмотрел на Гайдамака.

Саша кивнул в знак согласия. Командор стер написанное карандашом настоящее имя Гайдамака и вписал в личное дела сотрудника специального оперативного подразделения внешней разведки псевдоним Шуракен.

Теперь Командор положил перед собой личное дело Осоргина.

— Егор, родовые корни твоего отца в Ставрополье. Псевдоним — Ставр, — сказал он, не задумавшись, видно, вопрос этот для себя он решил уже давно.

Осоргин и Гайдамак посмотрели друг, на друга. До парней наконец-то дошло, что с этого момента они перестали быть курсантами. Став сотрудниками разведки, они вошли в законспирированное сообщество профессионалов спецслужб. Школу для профанов они закончили, но выпускной бал ждал их «за рекой», как говорили об Афганистане те, кто воевал там.

— Ставр, — Осоргин протянул Гайдамаку руку.

— Шуракен.

Ладони сошлись в крепком пожатии. -

Вертолет преодолел скалистый гребень, открылся вид на поросший лесом склон горы. Среди деревьев сверкали вспышки выстрелов, клубились дымы. Командир экипажа повернул голову и крикнул в открытую дверь в салон: