Владимир Моргунов - Серый кардинал

Да, все у Влада шло нормальненько, со всеми ладил, как вдруг… Со всеми, конечно, это «вдруг» случается, время нынче веселое, директоров самых известных банков, государственных людей «киллеры» убивают.

Мне-то что делать теперь? Когда противники с разных сторон нападают, надо занимать такую позицию, чтобы они друг дружке мешали. Тогда и будешь вести бой с двумя из них, максимум с тремя, одновременно. Дело за малым — знать, откуда и кто нападает.

Утром, до завтрака, они немного размялись.

Ограничились тем, что отжались от пола на кулаках. Бирюков, к удивлению Клюева, осилил две сотни отжиманий. Сам Клюев остановился на сто сорока.

— Однако ты зверюга, Николаич, — сказал он полувосхищенно-полузавистливо.

— Ничего, через семь лет, когда тебе тоже стукнет сорок, ты будешь делать то же самое.

— Хм… Это же если мне стукнет, а не меня пристукнут раньше.

— Ты же сам прекрасно понимаешь, что чем меньше ты будешь думать о таком исходе, тем меньше вероятности, что он наступит.

— Это верно, — согласился Клюев, — Пословица «Не буди лиха, и будет тихо» не зря придумана. Ладно, Николаич давай после чаев-кофеев приступим к очередному этапу борьбы за выживание в условиях современного города.

За «чаями-кофеями» Клюев подробно объяснил, как он видит этот «очередной этап».

— Нам надо заполучить одного человека, который ближе всех к Владу был. Если нас не опередили, конечно. Очень жаль, если нас опередили, тогда только и остается, что в глухое подполье уйти. Человек этот — бухгалтерша Влада, она же и первая любовница по совместительству. Влад ей квартиру уютненькую сделал, но официальными узами с ней связывать себя не хочет. Зовут эту даму Рытова Галина Петровна. Пойти к ней придется тебе, Николаич. Меня эти гады наверняка на подходе караулить будут, на километр приблизиться не дадут. Справишься, Николаич?

— Думаю, что справлюсь.

— Вообще-то из тебя классный разведчик получится. Я тебя выучу, слово даю.

— А не староват ли я для этого?

— Помнишь, очень давно ты говорил, что борьбой паука надо начинать заниматься в сорок лет, когда человека ничто уже не может отвлечь? Теперь тебя ничто не сможет отвлечь, в том числе и внешность той особы, к которой ты пойдешь. Бабенке около тридцати, тебе она покажется лет на пять моложе. Значит, так — все время оглядывайся, определи, не «пасут» ли тебя. Когда позвонишь в квартиру Рытовой, сразу скажи ей, что от Клюева, меня она хорошо знает. Скажешь, что я ее очень срочно хочу видеть. Записку я напишу, ты ей сразу передашь, когда она дверь приоткроет. Знатная дверь, сам увидишь. В квартиру тоже не входи на всякий случай, подождешь Рытову на площадке или внизу. Фиг его знает, может быть, там засада уже, хотя это было бы о-очень нежелательно. Но «пушку» ты обязательно возьми, вот этот, ПБ. Назад будете ехать на такси или на «частнике», денег я дам. Галина Петровна привыкли, конечно, на «Форде» своем раскатывать, но пока это, скажем так, совсем не обязательно, а если выражаться определеннее — совсем не надо этого делать.

Бирюков добрался до дома, в котором жила бухгалтер и по совместительству любовница Влада, меняя направление. Он убедился, что за ним никто не следил. Никому он не нужен. Идиотизм, конечно — ехать в автомобиле за переполненным трамваем, в котором он преодолел основную часть пути. Только в дешевых приключенческих фильмах можно такое увидеть. Но все же инструкциям Клюева он следовал неукоснительно, перед подъездом прошелся несколько раз взад-вперед, незаметно оглядываясь по сторонам. Народ все занятой вокруг сновал, суетной, на лицах печать унылой озабоченности. Он и сам, наверное, так выглядел. С трудом верилось, что вчера они с Клюевым попали в такую переделку. А сегодня, при свете апрельского дня, все выглядит спокойно и умиротворенно. Хорошее свойство у человеческой психики — всегдашняя настройка на спокойное, размеренное течение событий.

Он нащупал в кармане куртки пистолет, снял с предохранителя. Вспомнив слова Клюева о том, что из него выйдет классный разведчик, улыбнулся и покачал головой.

Дверь квартиры была на третьем этаже. Бирюков сверился с запиской: правильно, пятнадцатая квартира. Можно было и не сверяться, дверь тут одна такая, знатная, как Клюев выразился. Тяжелая, стальная. Но сделана не топорно, сварных швов не видно, петли выглядят даже изящными, замочная скважина помещается в латунном кружке, дверной глазок тоже блестящим колечком окружен. Номер прикреплен — черные цифры на сверкающем хромовом фоне. Дверь и дверная коробка покрыты каким-то матово-желтым металлом или сплавом. Два праздных вопроса напрашиваются у любого, кто на эту дверь смотрит: сколько все это великолепие стоит и можно ли его прошибить, допустим, из охотничьего ружья двенадцатого калибра.

У Бирюкова подобные вопросы, естественно, тоже возникли, но и еще об одном он подумал: чего стоит обладание кучей денег, если приходится устанавливать такие двери и каждую минуту ожидать событий, подобных тем, что произошли вчера в баре у Влада Рогунова.

Он нажал на кнопку звонка и, к своему удивлению, всего через несколько секунд услышал женский голос: «Кто?» Голос, хотя и мелодичный, приятный, как показалось Бирюкову, дрожал. Неуверенность, тревога — это понятно, раз она за такой дверью прячется, Но и дерганость какая-то, нервозность в тоне Рытовой. «Как у наркоманки или алкоголички. Но Клюев ничего такого не говорил, а уж точно сказал бы, если бы так на самом деле было.»

Дверь начала открываться. Вовнутрь. Правильно продумано — хозяин квартиры не должен высовываться наружу, за порог выходить.

— Я к вам от Евгения Клюева, вашего знакомого, — произнес Бирюков заученную фразу. «Почтальон Печкнн блин, принес заметку про вашего мальчика.» — Он велел передать вам записку.

За дверью что-то щелкнуло. Наверное, Рытова вставила цепочку в щель. Интересно, какая должна быть «цепочка» чтобы соответствовать этакой махине, весящей больше центнера? Дверь, наконец, раскрылась до такой степени, что Бирюков смог рассмотреть женское лицо в просвете. А цепочки, как ни странно, не было. «Ни фига себе. Для чего же такая броня, если слабая женщина отпирает любому незнакомцу? Что за беспечность? Знает она, что случилось с ее другом? Глаза у нее… Неестественное выражение.»

— Вы один? — дрожит, дрожит голос. И бледная Рытова, до майонезного оттенка бледна.

— Один, — Бирюков на всякий случай оглянулся.

— Тогда входите.

И тут случилось нечто странное: Рытова указала глазами влево, в ту сторону, куда должна была пойти дверь. Да, точно, указала. Глаза предупреждали, молили.

Рытова отступила, а Бирюков сделал то, чего даже сам от себя не ожидал — изо всей силы пнул дверь ногой, чтобы через долю секунды почувствовать: он кого-то зашиб стальной громадиной, здорово зашиб.