Андрей Молчанов - Падение «Вавилона»

Итак, каким бы человеком Олег ни был, испытывал я к нему естественное сочувствие и даже некоторую симпатию за сдержанность его, интеллигентность, очевидную силу характера и умение несуетно, но продуктивно работать.

Симпатия, как правило, чувство взаимное. Уже через несколько часов после нашего знакомства мы говорили с Олегом, не утруждая себя уставными обращениями.

— Сам родом из Москвы? — спрашивал он.

— Может, прозвучит странно, но тот роддом, где я появился на свет, расположен в городе Вашингтон, Округ Колумбия.

— Да ну?

— Вот и «ну». Более того, там и вырос.

— Значит, сержант внутренних войск МВД хорошо говорит по— английски? — перешел он на мой родной язык, и я аж вздрогнул от удивления, поскольку фразу он произнес как американец, без всякого акцента, разве что в речи его прослеживались интонации жителя южных Штатов.

— А вы, гражданин осужденный, случаем, не из Нового Орлеана? — спросил я.

Он рассмеялся. Затем, покачав головой, произнес:

— Лихо ты… распознаешь диалекты. Да, бывал я в этом славном городишке, столь непохожим на поселок Северный Ростовской области…

— А в Вашингтоне?

— И в Вашингтоне. И вообще на всем пространстве от Флориды до Аляски.

Мы сидели в тени забора, раздетые по пояс, отдыхая после трудового физического упражнения по забиванию пудовой кувалдой арматурного шеста в землю на полутораметровую глубину.

Перекуривавшие зеки из моей бригады, равно как и солдатик-конвоир, загоравший с «калашниковым» на зеленой травке, пробивавшейся под майским солнышком во внешней «запретке», с недоуменным интересом прислушивались к нашему диалогу на импортном языке.

Особое любопытство проявил бродяга-полиглот, диагносцировавший нашу беседу таким образом:

— Ого, фирма базарит…

Ударение в слове «фирма» он сделал на последнем слоге.

— Забавная получается картина, Олег, — продолжал я. — Ты бывший комитетчик, это факт общеизвестный. Так?

— Бывший, — согласился он внезапно отчужденным голосом.

— Далее. Английский твой — не из самоучителя. И не из института иностранных языков. Сам собой возникает наивный вопрос: ты шпион?

— Другими словами, — сказал он, — тебе интересно знать, работал ли я в разведке?

— Вопрос, конечно, нетактичный… — вставил я осторожную реплику.

— Почему? Вполне естественный, многократно мне задававшийся… Да, работал. И особенного секрета в том нет. Имею в виду утвердительный ответ по данному поводу.

— Вновь задаю детский вопрос: почему? — сказал я.

— Потому что данный печальный факт отлично известен и котрразведке США, — отозвался он.

— Просто факт или факт со всеми подробностями?

— А вот тут ты попал в десятку, сержант, — усмехнулся он. — Насчет подробностей — напряженно…

— Понял, касаться не будем, — констатировал я, натягивая гимнастерку: к зоне, скрежеща, подъезжал бульдозер, выделенный мне в качестве вспомогательной техники местной строительной конторой.

— Ты — Подкопаев?! — высунувшись из кабины, проорал, досадливо отмахиваясь от черного выхлопа солярки, водитель. — Что делать надо?..

— Зону сносить, — сказал я.

— Ты без шуток давай…

— А я без шуток. Всю внешнюю «запретку».

Водитель выпрыгнул из кабины.

— За слова отвечаешь? — спросил с подозрением. — Или дуру мне гонишь?

— Отвечаю, — сказал я.

— Смотри, не подведи под срок… Я свое откантовался, мне хватит…

— На какой предмет пострадали? — с интересом спросил старожил тюремных застенков — подчиненный мне старичок, помимо различных зон обретавшийся еще в и монастырях, где отмаливал, по его словам, «грехи реализованных искушений», за что в колонии получил кличку Отец Святой.

— За Ленина, — четко ответил бульдозерист.

— Неконкретно, — сказал старичок, букву закона изучивший прежде азбуки. — Из-за него мы тут практически все. Хороший был парень, но долго жил.

— Поддал я как-то… — поведал владелец тяжелой техники. — А тогда на кране работал… Ну, начал разворачиваться у горкома, и стрелой по лысине ему…

— Вы имеете в виду бюст? — спросил бродяга, именуемый Труболетом.

— Хер знает… Статуя, в общем…

— И?.. — болезненно поморщился старец, как будто ощутил прикосновение стрелы крана к своему личному затылку.

— Что — "и" ?.. — растерялся водитель.

— ДТП и хулиганка, — высказался юридически грамотный похититель колес, рассматривая с профессиональным, видимо, любопытством гусеницы бульдозера.

— Это да! — сказал водила. — Но там еще одну статью пристегнули, волки.

— Продолжайте, молодой человек, — заинтересованно вскинулся Отец Святой, видимо, жаждущий всякого знания в практике уголовного законодательства.

Водитель обернулся на клокочущий вхолостую энергией бульдозер, ковырнул носком кирзового сапога землю «запретки», десятилетиями стоявшую «под парами».

— Да я, — продолжил, — судье возьми и скажи: мол, весь ваш Ленин из двух фанер склеен, оттого и рассыпался. Наверное, говорю, и в Мавзолее такое же чучело под колбой балдеет…

— Высказывания, порочащие государственный и общественный строй, — менторским тоном резюмировал колесный вор, пытаясь вручную определить момент натяжения гусеницы.

— Совершенно верно, — удивленно подтвердил водила, живо обернувшись на него.

— Оч-чень любопытный прецедент! — поднял ввысь палец обитатель монастырей и тюрем, но тут свое веское хриплое слово высказал наш бригадный убийца:

— Кончай о прошлом! Теряем время! Сноси труху, скоро обед!

Бульдозер взревел, как стая разъяренных львов, и ринулся на на потраченные течением времени конструкции малозаметного препятствия, сметая проволоку и столбы к обочине зоны. Водитель, воспламенный остронегативными, чувствовалось, воспоминаниями о своем колониальном прошлом, работал горячо и на совесть.

На лица подчиненных мне зеков легла умиротворенная тень от созерцания разрушительно-революционной миссии бульдозериста, словно тот воплощал своим действием анархический идеал всемирного освобождения вольного человеческого духа от оков тюремного бесправия и прозябания в строго ограниченном вооруженным конвоем пространстве. Труды предыдущего поколения вертухаев бульдозер смел в неполные полтора часа.

Часовые кричали с вышек под злорадный смех зеков:

— Держи руль крепче, чума! Нас не снеси! Пристрелим в полете, бля!

Обошлось, впрочем, без жертв, если не считать запутавшуюся в проволоке поселковую курицу, которую многоопытный Труболет, сноровисто из силков освободив, тут же поднял за ноги, отчего курица моментально погрузилась в состояние нирваны, и этот простой приемчик я не без любопытства запомнил как одну из составных частей приобретаемого мной жизненного опыта.