Виталий Гладкий - Чужая игра

Где эта чертова тумбочка?! Нет ее, словно испарилась… Да, все-таки нужно включить свет.

Интересно, почему я ищу выключатель лежа?

Я с трудом открыл глаза — и очутился неведомо где. А точнее, в темном (скорее сером) пространстве без окон и дверей!

Меня охватило тупое удивление, когда я попытался рассмотреть в этом пространстве знакомые предметы.

Их просто не было.

Нет, это точно ночной кошмар! Сон, видение, сглаз, нечистая сила… Или я уже ТАМ?..

Меня вдруг охватил страх, не поддающийся разумному толкованию.

Я попытался заговорить, чтобы разрушить наваждение, но лишь просипел, как проколотый воздушный шарик.

Я хотел принять сидячее положение, но незримые путы приковали меня к земле стальными цепями. Мне удалось лишь с трудом поднять голову, чтобы тут же вернуть ее в прежнее положение; голова была даже не чугунной, а словно налита свинцом.

Может, пока я спал, изменилась сила земного притяжения?

Или все-таки мое предположение насчет того, где я сейчас нахожусь, правда? Свят-свят!..

В полном отчаянии я мысленно включил правую руку, чтобы пошарить рядом с собой. И наткнулся на человеческие тела, лежавшие едва не в обнимку.

Сколько их — трое, четверо? И кто они? Неужели такие же грешники, как я?

А иначе зачем бы им обретаться, как и мне, в темноте и в полной неопределенности? То есть в бесконечности, если изъясняться научными терминами.

Где я, в конце концов?!

— Маркуша, чего тебе? — вдруг раздался женский голос. — Лежи спокойно… И не тяни на себя одеяло, мне холодно!

Маркуша?! Что еще за Маркуша? Может, это я Маркуша? А и верно, как меня зовут? Кто я? И вообще — при чем здесь одеяло?

— Отстань, Стрёма! — раздался хриплый, прокуренный и недовольный мужской бас.

— Кто вы такие? — выдавил я из себя, чтобы хоть что-то сказать.

Я был изумлен до крайности. Нет, не так — потрясен до глубины души. Уж не знаю отчего. Наверное, я не ожидал, что в окружающей меня бесконечности все-таки существует жизнь.

— A-а, проснулся, голубок…

Послышалось шевеление, и я увидел, как темная слитная масса на полу — на полу?! — раздробилась на несколько продолговатых черных пятен. Теперь я понял, что нахожусь в каком-то помещении.

Это открытие меня воодушевило и немного успокоило.

В помещение начал откуда-то проникать свет. Его хватало лишь для того, чтобы еще больше подчеркнуть неуютность освещенного пространства, захламленного черт знает чем.

Спичка, чиркнувшая в вязкой и душной тишине, сняла часть моих вопросов мгновенно.

Какое-то существо, лишь отдаленно напоминающее женщину, зажгло керосиновый фонарь, и неяркий желтый свет очертил круг, в котором вповалку спали странные личности, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся бомжами.

— Который час? — Других слов у меня от изумления просто не нашлось.

— Седьмой… — ответила женщина.

Она зевнула, открыв щербатый рот, напомнивший мне в этот миг старый кошелек, опустошенный карманным вором и выброшенный за ненадобностью в подворотне.

— Почему седьмой? — снова брякнул я, все еще в трансе от похмельного ступора.

— Жильцы собачек начали выводить на прогулку.

— Жильцы… собачек?

Я поднатужился и сел. А затем тряхнул головой, пытаясь сбить расплавленные алкоголем мозги в комок.

— Ага, — подтвердила женщина. — Значит, пора вставать. Скоро появится дворник. Вредный мужик! Вытолкает взашей. Маркуша, кончай дрыхнуть! Уходим.

— Стрёма, у тебя есть чего?.. — снова раздался мужской голос.

Из общей массы отвалился мужик, похожий на киношного старца Распутина в исполнении известного актера.

Женщина поколебалась чуток, но затем смилостивилась и достала из-под груды мусора начатую бутылку дешевой поддельной водки.

Маркуша приложился к горлышку, но не пожадничал, а отхлебнул граммов сто, не больше. Затем угрюмо зыркнул в мою сторону и протянул бутылку:

— На. Испей. Полегчает…

Я машинально выпил.

И только когда мерзкий самопал обжег внутренности, до меня дошло, что за пойло я лакаю и с кем бражничаю.

У меня даже слов не оказалось в запасе, чтобы — мягко выражаясь — описать ситуацию. Хотя нельзя сказать, будто я большой любитель употреблять только нормативную лексику, а не добротный российский сленг.

Я молча вернул бутылку Маркуше и встал.

В самом деле, где я? И как я дошел до такого состояния?

Куда меня занесла нелегкая? То помещение, где я сейчас кантовался, никак нельзя было назвать даже ночлежкой.

И почему я среди бомжей? По-моему, у меня другой социальный статус… Или я ошибаюсь? А если нет, то когда я успел так низко пасть и почему об этом ничего не знаю?

Бред…

Я снова потряс головой, прогоняя остатки похмельного синдрома, — самопальная водка, скорее всего смесь технического спирта с водой из обычного водопровода, все-таки внесла некоторое просветление в атрофированные мозги.

Только теперь я понял, что нахожусь в подвале дома, достаточно сухом и теплом, чтобы приютить несчастных отверженных, уже выползающих из-под тряпья, служащего в качестве постельных принадлежностей.

Но как я сюда попал?

Я, Сергей Ведерников, майор милиции, сотрудник управления по борьбе с организованной преступностью, бывший афганец, орденоносец… и вообще приличный человек!

— Не суетись, Стрёма, — недовольно пробурчал Маркуша. И бережно заткнул бутылку скрученной из газеты пробкой. — Седни ентот Баклушич выходной, — продолжил он. — Сначала пошамаем, а потом…

— Он, падла, и в воскресенье шастает по подвалам.

Женщина пыталась причесаться расческой с тремя зубцами.

— Козел… — выругалась она.

— Что с него взять? — сказал Маркуша. — Бывший мусор.

— А ты откуда знаешь? — спросила недоверчиво Стрёма.

— Знаю, — не стал вдаваться в подробности Маркуша. — Его еще при Андропове из органов выперли. Говорят, из-за баб. На допросах баловался…

— То-то я смотрю, он ни одну юбку не пропускает, все зырит и зырит, а глаза как у кобеля, которому яйца отрезали.

— Ага. Намедни одну дворничиху из соседнего квартала хотел в подсобке поиметь, так она его чуть не пришибла, — заржал Маркуша.

— Кобель, он и есть кобель, — резюмировала женщина, прилаживая миниатюрный примус на хлипкий ящик. — Заварка у тебя?

— Сегодня не моя очередь, — огрызнулся Маркуша. — Кукла, протри зенки!

Он потормошил ворох тряпья, скрывающий еще одно человеческое существо.

— Пошел на хрен! — раздалось в ответ.

Тряпье зашевелилось, затем раскрылось, словно бутон фантастического цветка, и вторая женщина, гораздо моложе, чем Стрёма, зевая и потягиваясь, присоединилась к компании.

— Гони заварку! — упрямо боднул головой Маркуша.

— Тебя еще дальше послать? — с вызовом спросила Кукла.