Олекса Белобров - Волчье правило

Дальше – больше: мины были на каждом шагу! Движение колонны остановилось. Все внимание сосредоточилось сугубо на борьбе с минами – самой реальной на данный момент опасностью, которая угрожала здесь и сейчас. Мулла Сайфуль все правильно рассчитал. Момент для нападения был выбран очень удачно.

Среди гула двигателей и взрывов обезвреживаемых мин как-то тихо, почти по-домашнему крякнул выстрел из «бура» [1]. Он был точным: лейтенант – командир саперного взвода – получил пулю в грудные пластины бронежилета.

Долбануло так, что мама не горюй – взводного откинуло метра на два, он сучил ногами, лежа навзничь, хрипя что-то неразборчивое. Саперы отреагировали моментально – попадали, отстреливаясь. Двое бросились ко взводному, волоком потащили к бэтээру [2]. Остальные отползали под защиту брони, не прекращая стрельбы. Собаки тоже ползли, почти сливаясь с землей. Было заметно – такое уже случалось в саперной жизни, – что все делалось быстро и со знанием дела. Стрелок саперного БТР повернул башню и влупил дуплетом по дувалу, откуда напаскудил вражий снайпер.

– Земля!!! Веер!!! – заорал Петренко изо всех сил. Десантники посыпались с брони.

– Лесник, я Хантер, прием! – обратился старлей в эфир, прячась в люк.

– Шлюхаю! – ответил эфир незнакомым металлическим голосом с каким-то непонятным акцентом.

– Лесник, прием! – повторил старлей.

– Слушаю тебя, Хантер! – В конце концов радио заговорило нужным голосом.

– Что-то ты мне отвечал как-то не так… – обеспокоился Петренко.

– Так Пакистан же рядом! – напомнил командир. – Будь внимателен, не реагируй на чужие команды. Смотрю – у тебя война началась?

– Да! – нервно доложил замполит. – Есть «трехсотый» [3], из «кротов». Что я должен делать?

– Прежде всего – успокойся! – Ротный демонстрировал олимпийское спокойствие. – Разворачивайся боевым порядком, людей держи под защитой брони, бей по кишлаку со всего, что есть, уничтожай огневые точки муллы. Раненого эвакуируй. К кишлаку близко не приближайся, чтобы напрасно не положить людей и не попалить технику. Как понял, Хантер?

– Понял тебя, выполняю! – немного успокоившись, заверил заместитель.

– Добро, конец связи! – Радио клацнуло, ротный исчез из эфира.

Александр быстро продублировал команды. Бээмпэшки, стреляя из пушек и пулеметов, перестраивались в боевую линию. БМП [4]второго взвода отстала, выполняя маневр. Бойцы то ли не расслышали команды на спешивание, то ли замешкались с ее выполнением. Из-за дувала вспыхнула реактивная струя базуки – граната полетела в бронированный лоб, попав прямо в двигатель.

Боевая машина, как боксер, которого отправили в нокдаун, резко остановилась, клюнула носом и замерла. Бойцов скинуло на землю, кое-кто соскочил сам. Из открытых люков стремглав выпрыгнули трое – командир, наводчик и механик-водитель; потом из люков потянуло то ли каким-то белым дымком, то ли пылью.

– Слава Богу, живы! – обрадовался Александр, соскакивая на землю. – Болгарин, за мной! – на ходу скомандовал радисту.

Перебежками рванули к подбитой БМП. Рвала уши бешеная канонада, пыль стояла столбом. Подскочив к подбитой броне, Хантер увидел на земле двух раненых бойцов.

Это были Ишкембаев, довольно неплохой снайпер второго взвода, по прозвищу Соколиный Глаз, и рядовой Васюкин, он же Гама. Обоих посекло осколками гранаты. Васюкина, раненного в руки и ноги, бинтовал Ара, разрезав ножом его берцы, а вот Соколиному Глазу, раненному в голову, первую медпомощь оказывал старший лейтенант Денисенко, он же Дыня. Гама был бледен, но держался мужественно, а Ишкембаев, без сознания, похожий на труп, слабо стонал.

– Что здесь, Дыня? Все живы? – спросил замполит, хотя и сам все видел.

– Да живы, мать ихнюю! Вот, б…, решили подъехать к переднему краю на транспорте – так удобнее!.. – психовал старший лейтенант Денисенко.

– Да ладно, потом разберемся, – торопился Петренко. – Ара, берешь бойцов, тянешь наших двух раненых и сапера наверх, к медикам. Потом возвращаетесь сюда. А мы прикроем, понял?

– Понял! – спокойно ответил армянин. Хантер поднял автомат и с колена выпустил полмагазина по высокой чинаре на краю дувала. Он еще не успел понять, куда попал, как проворная фигура в просторных пуштунских одеждах шустро соскочила с нижних ветвей, исчезнув за дувалом. В руках душара [5]держал длинную винтовку.

– Обожди, Хантер! – Дыня спокойно закончил укол промедолом и, закинув автомат за спину, взял в руки снайперку Соколиного Глаза.

– Чего ждать? – не врубился Александр.

– Вон – видишь пулемет в окне, посреди дувала? – Дыня махнул винтовочным стволом на дальний дувал.

Присмотревшись, Хантер заметил – посреди глиняного забора действительно угадывалось некое подобие окна. Оттуда вырывалось пламя, доносился характерный лай крупнокалиберного пулемета ДШК [6].

– Вижу пулемет! – подтвердил он.

– Дай по радио наводку «Шилке» [7]– пусть заткнет ему глотку, – посоветовал опытный Денисенко. – Пока шайтан-арба [8]развернется, мы с тобой попробуем управиться сами!

Схватив гарнитуру радиостанции, Александр передал целеуказание главному «шилкарю», а Дыня тем временем прилег на землю, тщательно прицелившись. Хантер взял автомат на изготовку, нацелившись на вражье окно.

Зычно треснул выстрел СВД [9]. Дуплетом отозвалась автоматная очередь. «Шилка» ревела турбиной, как самолет на взлете, доворачивая базой, дабы объект атаки оказался прямо перед ней. Но окно внезапно… исчезло.

– Где оно, мать его…?! – изумился Хантер.

Он, позабыв об опасности, взял в руки бинокль (артиллерийская привычка!) и пристально присмотрелся. Сильная оптика приблизила дувалы – окна там не было, как не было и пулемета!

– Слыхал я про такое, – прокричал Дыня, чтоб Хантер расслышал сквозь стрельбу. – Делают такое окно посреди дувала, из досок и глины, цепляют на веревки, открывают – стреляют, а как их вычисляют, в момент закрывают окно, сменяя позицию. Хитрые, суки…

Не успел взводный закончить фразу о суках, как вражеская пуля попала в приклад винтовки. С запозданием ухо уловило эхо выстрела из «бура». Полетела щепа, от толчка Дыню перекинуло лицом вверх, потом – вниз, разбитое оружие отлетело далеко в сторону.

– Беги, Хантер!!! – закричал взводный, лежа мордой в пыли, раскинув руки, не поднимая головы. – Пускай считают меня убитым! Беги!!!

Петренко подскочил и сделал с места какой-то не человеческий, а заячий скок, единым движением преодолев расстояние, близкое к олимпийскому рекорду. Пульс бился в висках, дыхание перехватило, сердце бешено стучало в груди, словно намереваясь разорвать грудную клетку.

Опасность заостряет все чувства: во время своего олимпийско-заячьего прыгательного рекорда старлей уловил специфический отголосок буровского выстрела, ощутив легкое подергивание где-то в области правого плеча. Приземлившись, услышал автоматную очередь и клацанье пуль по броне БМП – «духи» распознали в нем старшего и прониклись уважением. Александр быстро, как в кино, перекатился под защиту брони подбитой машины.