Игорь Рябов - Пуля уже в пути

— Вначале в аэропорту нарисовались. А потом решили внаглую в купе подселиться. Я же не идиот, честное слово. Память на лица у меня профессиональная. У вас что, топтунов не хватает?

— Не твое собачье дело! — огрызнулся Андрей. — На тебя вполне хватит.

— Оно и видно, — согласился я с ним. — Только что ж вы, господа, с самого начала облажались? Или так приспичило, что терпеть мочи не было?

Он хищно сверкнул глазищами, но промолчал на этот раз.

— И вообще, кто вы такие? Раз оперативники, то могли бы и действовать согласно должностным инструкциям, то есть официально…

— Кто мы такие, не твоего ума дела. Тем более ты все равно никуда не денешься. Считай, ты уже покойник.

— Страшно, аж плакать хочется. Всплакнуть в жилетку?

— Обойдусь без этого. Я даже на твоих похоронах веселиться буду.

— А вот это мы еще посмотрим, — удивился я его наглости. — Пока в покойники метишь ты. Придет время, и до твоих дружков доберусь. Если не сам, так помимо вашего управления есть другое — собственной безопасности. Или к вашим соседям обращусь за помощью. Их сейчас столько развелось, что всех и не упомнишь.

Андрей криво усмехнулся, словно я рассказал ему совсем не смешной анекдот. Это меня завело. Кто он такой, что так уверенно чувствует себя даже под дулом пистолета?!

Я разъяренно ткнул ему ствол прямо в лоб, да так сильно, что там надолго отпечаталось маленькое колечко.

— Ты, паскуда, если сейчас же не расколешься, кто ты на самом деле и на кого работаешь, то твои мозги разлетятся по всему купе!

— И можешь тогда смело мазать себе лоб зеленкой. — Его глаза полыхнули в ответ с не меньшей яростью. — Но ты же не будешь стрелять, иначе переполошится весь вагон. И куда ты тогда денешься?

Ярость постепенно отхлынула. По большому счету, он прав. Поднимать шумиху мне не с руки. Да и не собираюсь я стрелять во всех подряд. Тем более в уже безоружных. Жаль только, что он не желает поделиться их планами. Конечно, будь мы сейчас в каком-нибудь укромном местечке, подальше от простых обывателей, я нашел бы способ заставить его заговорить. Даже ценой его здоровья. Но здесь, в поезде, физическое воздействие нереально. А жаль.

Я отошел к двери и, не сводя с него пистолета, глухо приказал:

— Давай спрыгивай вниз. И без шуточек. Может быть, я и покойник, но ты в любом случае окочуришься раньше меня.

Он соскочил с полки, больно ударившись пятками об пол. Но его наглые зенки продолжали победно сверкать. Мне это совсем не понравилось.

— Повернись спиной. Руки за спину, чтобы я их видел.

Андрей медленно развернулся и, словно нехотя, заметил:

— Я бы на твоем месте отдал «пушку» и слезно просил, чтобы меня не очень сильно били…

— Вот поэтому ты на своем месте, а я на своем.

Я приблизился к нему и со всей дури приложился рукояткой пистолета к его загривку. Удар получился отменным, и противник, даже не ойкнув, повалился на пол, словно мешок с мукой, закатывая глазки. Я отошел чуть в сторону и от души врезал ему носком ботинка под ребра.

— А это от меня лично на долгую память.

Сделав пару внушительных глотков водки прямо из горлышка, я снял с вешалки пальто и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Рассовав пистолеты по карманам, быстро направился к тамбуру, где Ксюха уже отморозила уши, наверное. Жалко девчонку, но это только начало. Привет, Россия! Я вернулся.

— Что происходит, Гошик?! — Оксанка обеспокоенно кинулась навстречу, стоило мне просунуть морду в проем двери. — У нас опять проблемы?

— Я сам ничего не понимаю, Ксюшка. — Обняв ее за талию, заглянул в бездонные серые глаза. — Знаю только, что нам немедленно нужно испариться.

— И как мы это сделаем? — Она тревожно осмотрелась вокруг, не понимая, что я задумал. — Может быть, на ближайшей станции сойдем?

— Хотел бы я знать, когда она будет. И что более интересно, кто нас там встретит. Вряд ли почетный караул и симфонический оркестр. А вот пяток мордоворотов мафиозной принадлежности — запросто. — И ни к селу ни к городу поинтересовался: — Ты любишь, когда тебе цветы дарят?

— Не знаю. — Ксюшка недоуменно пожала плечами и, нахмурившись, посмотрела на меня. — Наверное, да. Но мне никто еще их не дарил.

— Если это когда-нибудь закончится, я притащу тебе охапку белых роз. Только сейчас ничего не бойся и делай все в точности, как я скажу. Договорились?

— Смешной ты, Гошик! — Она стремительно чмокнула меня холодными губами в щеку. — Я с тобой вообще ничего не боюсь. Но уж если собрался транжирить деньги, то купи вместо роз гвоздики или тюльпаны. Они мне больше нравятся.

— Вот и отлично. Заметано, красавица, гвоздики так гвоздики.

Я деловито открыл дверь вагона, воспользовавшись отмычкой, позаимствованной у симпатичной проводницы, и высунул голову наружу, напряженно всматриваясь в окрестности. Холодный ветер сразу же обжег уши, а хлопья снега залепили глаза. Но главное я все же успел рассмотреть. Местность была вполне подходящая для высадки десантуры. Снега навалило вполне достаточно, чтобы попытаться не свернуть себе шею. И он продолжал падать с небес.

Сбоку от полотна железной дороги местность была ровная, лишь небольшой в уклон от насыпи. А за ровным пространством, метрах в пяти от дороги, начинался густой лес, припорошенный снегом. Ничего лучшего сейчас все равно не найти, так что стоит попытаться.

Я втянул голову обратно в тамбур и повернулся к Оксанке. Она, сжавшись в комок и обняв себя руками, словно окоченела на лютом морозе, медленно пятилась от меня. Глаза ее широко распахнулись и лихорадочно сверкали.

— Нет, Гошик, я не смогу, — чуть не плача, прошептала она побелевшими от страха губами. — Ты с ума сошел.

— Не больше, чем другие. — Я быстро приблизился к ней и, оказавшись сзади, отрезал путь к отступлению. — Все ты сможешь, Ксюха! Иначе жить нам осталось две затяжки. И то если прикурить успеем.

И, крепко обхватив ее левой рукой за талию, поволок к раскрытой двери. Она пыталась сопротивляться, упираясь каблуками в пол и раскинув в стороны руки. Но уцепиться было не за что, да и силы были явно неравны. Мы выступали в разных весовых категориях.

По пути я зацепился правой рукой за стоп-кран и резко дернул его вниз, оборвав тоненькую проволочку со свинцовой пломбой. Раздался истошный визг внизу, и поезд стал резко замедлять ход, разбрасывая снопы искр из-под колес. Такую махину в один миг не остановишь, и состав продолжало тащить по путям, хотя уже и не так быстро. Нас отбросило на стену. Я представил, какую неописуемую радость должны были сейчас испытывать сонные пассажиры и проводники, слетев с полок, и как виртуозно матерятся машинист с помощником.

— Ты озверел, Филин. — Ксюшка как-то сразу поникла, прекратив сопротивляться и став податливой, словно пластилин.