Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!

— Что ж, до встречи?

— До встречи!

Отзваниваться в «Астратур» не имело смысла. Я положил трубку, взглянул на часы и, сообразив, что время, отведенное Васили-ванычу, истекло еще тогда, когда я начал свой разговор с Настей, поспешил «на тюфяки».

«Московское время ноль часов двадцать пять минут!» — я сверил свои часы в ближайшем телефоне-пулемете. Пули! Их было пять штук в моем кармане. И еще пять — в барабане револьвера у меня за поясом. И дурню понятно, что рассчитанный только на Дробь и газ револьвер — пусть он и из стали — разорвет на куски после третьего-чет-вертого выстрела настоящими боевыми, но Гаррик все же заставил меня прихватить с собой все эти боеприпасы. Он немного сбрендил от страха, как и Василиваныч, — так мне показалось. Прочитав в какой-то Умной книжке (предполагаю — в бульварном детективе!), что если сами пули надпилить крестом, они обретут большую убойную силу, он, едва приехав на Гражданку к Марине-Свете, заперся и занялся нелегкой ручной работой. Когда я подъехал туда после разговора с Настей, Алферов успел уже превратить в «разрывные» десять пуль из тридцати четырех имевшихся. Полгода назад он умудрился выклянчить у знакомого милицейского четыре обоймы к «Макарову», и куда девались остальные пули, можно только догадываться. Когда я сообщил, что ночью мне предстоит прошвырнуться по личным делам, он вышел из себя и, к большому смущению милых хозяек, последовательно обозвал меня бытовым казановой, индустриальным донжуаном, совковым ловеласом и озабоченным донкихотом. Я не привел здесь несколько совсем неприличных словосочетаний.

— Василиваныч не прозвонился? — иссякнув, спросил он.

— Нет.

— Видишь! Может, он уже кормит червей и патологоанатомов! Безоружным я тебя в эту ночь просто не выпущу.

Так и получилось, что я пошел на личное свидание с целым арсеналом в кармане.

Повторюсь, в Питере стояли удивительно безоблачные деньки. Поэтому к ночи подморозило, но звезды в асфальтовом, темно-сером небе казались удивительно близкими и крупными. Не далекими, как Настя. Как жаль!

Я никогда не жду стоймя, как регулировщик — на одном месте. Всегда предпочитаю лрогуливаться вокруг да около, фиксировать место встречи взглядом и бормотать под нос романтические стишки. Хоть и моего братца Майка: Никогда не смотри на Землю, нет высот, чтобы всю увидать!

… Метко сказано, с точки зрения стереометрии, Земля — шар, эллипсоид. Следовательно, в самом деле, в этой жизни невозможно подняться на такую высоту, чтоб увидать ее всю. И тщетны мечты Наполеонов о мировом господстве!

Итак, я бормотал под нос какие-то стишки и расхаживал вокруг искомого точечного дома из красного кирпича. На этом перекрестке действительно другого не оказалось. Однако я старался бродить так, чтоб со стороны не могло показаться, что я кого-то жду. Это вместе с серой куртяшкой вместо обыкновенного черного пальто и спасло мне жизнь, когда прогремел выстрел.

Это случилось в 0. 33. Есть еще люди в нашей стране, которые могут спутать звук выстрела с хлопком неисправного глушителя. Я не из их числа. К тому же угол дома, который я в тот момент огибал, брызнул колотым кирпичом.

Я отпрянул назад за угол и вжался в стену. Здесь меня не могли достать — если, конечно, стрелок не арендовал вертолет! — так как пуля покрошила стену настолько характерно, сверху вниз, и осколки кирпича разлетелись не во все стороны, а сыпанули об асфальт. В меня шмальнули сверху, это подтверждалось и звуком выстрела, хотя, черт дери, в этих спальных районах всегда такая акустика! Причем из того самого дома, вокруг которого я выписывал кренделя последние минут десять жизни.

Но она еще не закончилась, черт побери!

В памяти всплыл вопрос Насти: «Как, ты знаком с Игорем Николаевичем Корневым?» Дьявол, говно всегда всплывает! Значит, она тоже его знала! И мой милый дружок попросил красавицу Настеньку заманить меня подальше от дома, к черту на рога, на Искровский, чтоб его наймиты могли убрать меня без помех! Нет, так просто я не дамся.

Я медленно пятился назад, выхватив ствол из-за пояса и не забывая время от времени резко приседать. На всякий случай. Самому мне как-то еще не доводилось стрелять в людей, но всякие пьяницы-отморозки-беспред-елыцики в меня стреляли, было дело! И сейчас я вовсе не жаждал ответить пулей на пулю — нет, мне больше всего хотелось спасти свою шкуру. А стрелок — черт с ним! Подстрелю я его или нет — разницы мало! Подумаешь, одним меньше! Корнев мог себе позволить купить еще одного!

А вот у меня приобрести себе новую шкуру — взамен продырявленной — уже вряд ли получилось бы.

Выстрелов больше не было. Зато когда я отступил, пятясь, до густых кустов, в которых запланировал развернуться и дать стрекача, за утлом «точки» послышался странный звук. Попробуйте купить барана, завернуть его в дубленку и скинуть все это хозяйство с четырнадцатого этажа — через пару мгновений вы поймете, что я услышал.

Инстинкт самосохранения вступил в яростную схватку с любопытством, и я, все так же нелепо приседая, пустился в обратный путь по стеночке. Вот и угол дома, кирпичная крошка на асфальте… Отведя курок у своего револьвера — существенный минус дешевых РЖ: «дабл экшн» порой не срабатывает, чтоб быть уверенным, что боек пробьет капсюль, стоит подстраховаться и самому взвести курок, — я аккуратненько высунул нос из-за спасительной стены. В пяти метрах от меня лежал человек, нелепо раскинувший руки-ноги.

Крови под ним я не заметил, но вся его поза свидетельствовала о том, что мужик пролетел не меньше четырнадцати этажей. Он лежал ничком, но голова его смотрела в серое звездное небо цвета мокрого асфальта.

Я перевидал немало трупов на своем коротком веку. Но — в моргах, а теперь, судя по всему, передо мной валялся свежачок. Если так можно выразиться. Но меня заколотило не по этой причине.

Была моя любимая питерская пора — нечто среднее между безумными белыми ночами лета и холодными, черными днями зимы. Так сказать — серая ночь. Из тех, что случаются в середине весны… или ранней осенью. Видимость ограничивалась десятком метров, дальше уже ничего нельзя было разглядеть в этой асфальтовой атмосфере. Однако я, выглянув лишь на мгновение и сразу вновь спрятавшись за спасительный гол дома, успел заметить знакомое лицо. Но только, отпрянув назад, смог его идентифицировать.

Эта лысая голова, выпяченные губы, одутловатое лицо, сама фигура — не слишком массивная и не слишком спортивная, — могли принадлежать только одному человеку! Со страха я успел представить, что увижу труп Гаррика… или Василиваныча… или предательницы Насти (наводчицы часто так и кончают — без всякого оргазма, зато раз и навсегда!), но оказался совершенно неподготовленным к тому, что это окажется кто-нибудь еще из моих знакомых.