Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!

И все же под серым небом на влажном асфальте валялся труп Михалыча, уникального пьяницы и безобидного работяги. И токаря экстракласса, кстати!

И я сделал глупость. Тоже экстракласса! Я молнией — так я надеялся, — метнулся к телу, зачем-то приложил палец к сонной артерии, хотя и так было очевидно, что ни один человек в добром здравии не станет поворачивать голову на 180 градусов и свешивать ее на собственную спину. К черту запястье, мне никогда не удается быстро отыскать на нем пульс!

Свернутая шея Михалыча оказалась жесткой, как У мороженой курицы. И еще холодней, чем я думал. Но объяснение этому факту сразу же нашлось, как и тому, что Михалыч не расшибся в лепешку, не испачкал асфальт собственной кровью и экскрементами. Я успел заметить крохотную дырочку у него под подбородком — вроде ссадины в запекшейся крови, — но это была не ссадина!

В это место и Джеймс Бонд не попадет с расстояния. Михалыча застрелили в упор, неожиданно сунув ствол под подбородок. На его одутловатом полном лице сохранилось выражение любопытства.

Возможно, мой безрассудный прыжок за угол, в сектор обстрела, и не был такой уж глупостью. После такого грохота стеснительные убийцы не могли не опасаться, что в окна высунутся любопытные. Так что я рисковал не столько получить пулю, сколько остаться в памяти у жильцов точечного дома. Но это я понял позже.

Отпрыгнув от трупа — не такого уж свежего, как выяснилось! — я успел услышать сверху женский визг, возбужденные голоса мужчин и утробный клич какого-то гермафродита: «Вызовите скорую!»

Время пить «херши»… где-нибудь подальше отсюда. Время сваливать. Я сунул так и не понадобившийся ствол за пояс и, пренебрегая конспирацией, дал деру. У меня хватило ума не задирать носа — в смысле не оглянуться на крики жильцов. Они могли запомнить только мою спину, верней серую брезентовую куртяшку. Я давно мечтал сдать ее в комиссионку! Хорошо, она окажется теперь в каком-нибудь дальнем мусоропроводе… хотя нет, если вдруг ее найдут, это только вызовет подозрения… Ладно! Успею решить! Время сваливать? Ну нет уж!

Я бежал так — быстро, а остановился настолько резко, что на какое-то мгновение, казалось, сердце очутилось у меня где-то в горле.

Какого черта! У точечных домов один подъезд, один выход… Тот парень… или те парни… которые стреляли в меня и спустили, во всех смыслах слова, Михалыча, должны быть еще в доме! Но представляется абсурдным, чтоб они там и оставались, спокойно ожидая приезда «скорой» и «синеглазок».

Через Искровский белел длиннющий девятиэтажный «корабль», точнее — два, но в проход между ними не смог бы въехать и мотоцикл с коляской. А я, хоть и набрал пару лишних килограммов за время спокойной работы в «Нота Бене», все же проходил, как ниточка в бутылочное горлышко.

За моей спиной стоял уже призрак парня в серой форме с наручниками и обидной дубинкой, но мне все равно не удалось побороть законное любопытство. Подъезды «корабля» выходили во двор — там, за Искровским, следовательно, в окна на лестнице должно было быть хорошо видно интересовавший меня дом.

Я нырнул в проход между домами, пробежался по двору, вскочил в первый же подъезд без кодового замка. На лестнице воняло различными нарушениями санитарных норм. Но это меня не смутило. Поднявшись в лифте, более напоминающем туалет вертикального взлета до девятого этажа и с радостью убедившись в том, что местные хулиганы заблаговременно выломали дверь на крышу, я подскочил к окну.

Как ни быстро был выполнен этот маневр, кое-что я все же пропустил. Окно открывало замечательную панораму: вокруг тела Михалыча, казавшегося на таком расстоянии просто случайно раздавленной кем-то бабочкой-навозницей, уже суетились доброхоты и любители мертвечины, но от дома уже отваливали два транспортных средства.

На первое — иномарку типа «запорожец-мыльница», поставляемую в Россию Вильной Украиной, я не стал обращать внимания. «Ас-тратуровцы» на подобной технике даже ради маскировки не ездят. К тому же мне все равно не удалось бы различить ребят внутри. После половины первого ночи, да еще на таком расстоянии это затруднительно.

А вот мотоциклист в черном кожане меня заинтересовал. Конечно, могло оказаться, что это какой-нибудь любострастный воздыхатель, принявший звук падения тела Михалыча и весь возникший после этого звуковой акустический ажиотаж за несвоевременное возвращение мужа своей Дульсинеи. Но у парня была слишком характерная внешность. И он чересчур торопился отвалить от места происшествия — настолько, что даже шлемак натянул на ходу одной рукой, когда уже прямо по газону кратчайшим путем выпрыгнул на Искровский. Что и позволило мне рассмотреть его внешность. Довольно характерную.

Неприметная короткая стрижка, сосредоточенное лицо отличника, прямой нос, тонкие уверенно сжатые губы, приплюснутые уши. Одет в черный кожан и синие джинсы. Мотоцикл типа «явы», точнее не разглядеть. Я не знал такого человечка в «охранном» «Астратура», но нарисовать — при помощи милицейских художников — его фоторобот смог бы! И пожалуй, положительно опознать. Хотя «на Западе личному опознанию придается все меньше и меньше значения». Об этом мне нельзя забывать.

Я курил так, как курят после жесткой победной драки. Если это вам ничего не говорит — одну за другой. Сердце все никак не могло успокоиться. Загудел лифт, но оказалось, просто какой-то гулена поздно вернулся домой, ориентировочно на седьмой этаж. Еще минут десять ничего не происходило, хотя некрофилов у тела Михалыча прибавилось. Но никто никуда больше не отваливал. Затем с похвальной оперативностью прибыла первая «синеглазка». Раньше «скорой».

Ни к селу ни к мегаполису припомнив древнюю страшную сказку про Синеглазку и семь томов, я отметил, как кто-то из некрофилов уверенно показал милицейским на угол дома, попорченный не попавшей в меня пулькой. И один из прибывших «серых» сразу с усердием начал отгонять любопытствующих от этого исторического места.

Остальные профессионалы столпились вокруг тела. Тем не менее по их действиям мне стало понятно, что никого из дома они в столь поздний час не выпустят. А с прибытием подкрепления посмотрят повнимательней на жильцов. Хотя дом походил на общагу.

Расплющив о стену шестую «беломорину», я решил, что отступление — наиболее своевременный из всех возможных маневров. Адреналин схлынул. Совершенно спокойно я пешочком поплелся дворами. Ловить тачку на Искровском показалось мне глуповато. Да и подумать мне нужно было о многом.

Михалыч… Вот и еще один знакомый не смог пережить своей смерти. Мы не были близкими друзьями, но он существовал безобидно и кротко, и мне было жаль его до слез. По всему, выходило так, что в случившемся был один виновный. Или два — мы с Гарриком. Попытка всплакнуть мне не удалась. Сжав челюсти, я зашагал быстрее и уверенней — я переходил в контратаку!