Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!

Гаррик подверг меня мозговому штурму. Груды жертв и невиданные разрушения отметили главное направление ударов его штурмовых колонн.

— Мы погибли, погибли! — вопил он, стуча по столу так, что расставленные на нем разрывные пули алферовского приготовления падали и перекатывались со страха.

— Нас вычислят! Человек пять видело, как мы толковали с Михалычем!

— Но ночью нас там никто не видел.

— Все равно вычислят в два счета! Завтра же!

Пока он успокаивался при помощи подобных истерических выкриков, я успел подкрепиться и решительными жестами пояснить Марине-Свете, что им давно уже пора спать. К слову, эти девушки не могли разочаровать. Любителям мексиканских страстей, безусловно, показалось бы, что они туповаты и неженственны, но мне их поведение просто понравилось! В нем присутствовало ПОНИМАНИЕ МОМЕНТА: никаких расспросов, бутерброды и кофе на стол и достойное отступление из кухни, чтоб только не помешать мужским разговорам.

Гаррик не оценил. И мужской разговор продолжился:

— Это задница! Полная задница! Горе горькое, участь кислая!

Наконец я не выдержал. Мой внутренний голос уже не оплакивал Михалыча — когда-нибудь Светин сыграет его в кино… если согласится на эпизодическую роль. Я знал, как увлечь Гаррика с собой в контратаку. — Хорошо. Два варианта. Первый — идем и сдаемся завтра милицейским, масса выгод. Формально очистимся покаянием перед властью мира сего, как минимум тридцать суток пробудем в безопасности…

— В кутузке!

— Я же говорю — в безопасности. И приключение — на всю жизнь! Может, потом за это Нобелевскую дадут, как Бродскому за лесоповал.

— За высылку! За «километраж» ему дали…

— Ну, я же всегда утрирую. Выход второй — продолжаем прятаться, милицейские здесь нас быстро не найдут. Василиваныча вон, сам говорил, второй день ищут. И за это время находим Настеньку. И я жестко с ней беседую.

— Угрозы?! Избиения?!

— Достаточно просто пару суток не стирать носки. И, придя к ней в гости, снять обувь.

Очевидно, Гаррик сумел представить себе, как это все будет выглядеть… и пахнуть, потому что он скривился, сплюнул и посерьезнел.

— Это мысль, достойная дикого ирокеза. Но что енто нам даст? Ну скажет она, кому из корневской бригады сообщила о встрече, дальше?

— А дальше вариант номер один. Только теперь мы сдадимся твоим знакомым милицейским уже вместе со свидетельницей. Опомнись, нам ли, официальным представителям печатных средств массовой информации, бояться официальной власти!

— Что ж… забавно. Но как мы ее вычислим без милицейских?

— Прежнее место работы.

— Не понял?

— В ресторанной администрации наверняка остались ее данные.

— А кто туда пойдет? Кто из нас самоубийца?

— Есть мысль!

Я потянулся за телефоном, поставил его на стол. У того гардеробщика с полным отсутствием музыкального слуха и артистического вкуса, того самого, который не оценил мой вокал утром, дома стоял АОН, поэтому мне не хотелось рисковать. Хотя он не слишком охотно шел на общение с ментами, лишние следы мне были ни к чему. Пришлось набирать «восьмерку», затем код Питера и только потом — его домашний номер. Через пару недель хозяйкам придет счет рубля на три… я имел в виду тысячи, но ведь это все равно — копейки, такой вот парадокс. Простейший.

— Если ты не хочешь, чтоб у тебя в гардеробе каждый день орали что-нибудь про «черных», — сказал я этому нервному вещателю, выслушав положенное количество пейоративных оборотов за внеурочный звонок, — окажи мне услугу! Я вычислил того мужика, который вопил утром, серьезный клиент. Хочет продолжать в том же духе. Но у меня есть к нему подход. И если завтра ты мне надыбаешь у администраторши координаты одной девочки, он станет вести себя спокойней.

Деньги за услугу ему не имело смысла предлагать. Этот мужик мог на свое недельное жалованье платить зарплату нам с Гарриком в течение двух-трех месяцев. Но моя страшная угроза возымела действие: все же у меня талант к пению!

— Что за серьезный клиент?: — спросил меня Гаррик, когда нами уже были получены торжественные заверения в том, что «усё бу сделано!»

— В смысле, который орет? Это я.

— А, понял. Ты крут!

Девушки оказались настолько умны, что сумели сообразить дать нам поспать без каких бы то ни было физических парных упражнений, и утром Гаррик проснулся злой, трезвый, решительный и мудрый, как зеленый змий.

— Я в этом говне тоже, как тот старый ассенизатор, по уши! Если дело об убийстве Михалыча расследует не районная прокуратура, то у них уже наверняка есть информашка о том, что и я с ним был знаком. Но тогда и мы сможем что-нибудь узнать. Есть у меня один человек!

Когда Алферов повесил трубку, можно было предположить, что у него не осталось ни одного человека на свете и вообще — он круглый сирота с момента зачатия.

— Т-т-та же пуля… Н-н-н-нас хотят…

— Марина и Света хотят нас с вечера, что ты так перепугался?

— Н-нас хотят м-м-менты!

— В каком смысле?

Я хотел просто, чтоб он улыбнулся и перестал заикаться. Последнего мне не удалось достигнуть. Гаррик взорвался:

— Нас уже вычислили! И что мы были с ним знакомы, и что заходили вчера! За четыре часа до смерти! И пули! Та, что не попала в тебя, и та, что осталась в чайнике Михалыча! Они попали — совершенно случайно — к тому же эксперту, насколько я понял! Или просто действительно на них «уникальные отметины»! Короче, это те же пули, из того же ствола то есть! Из того же! Мне повторить? Из того же! Самого! Еще раз повторить? Из-то-го-же!

Одним из важнейших свойств человека разумного является его способность быстро оказываться на грани потери разума.

Я попытался привести его в чувство последним возможным путем и скептически улыбнулся.

— Не знаю, стоит ли тебе продолжать перманентно варьировать эргатическую сингулярность?

— Что? А, понял. Но поясни.

— Если ты сперва пояснишь мне причины своего эмоционального всплеска.

Он повторил еще раз, но уже более внятно:

— Зря я их хаял. Умеют работать, когда захотят. Они нашли на Искровском две пульки. Девять миллиметров. Убийство Михалыча никого особо не взволновало до тех пор, пока они вдруг не получили — с космической скоростью, кстати! — результаты экспертизы. Как ты и предполагал, Михалыч был застрелен в упор, пушку сунули ему под подбородок и снизу вверх протерли ему мозги свинцом. Затем увезли с места преступления к тебе навстречу. А когда промазали — скинули с пятого этажа. Но не это главное. Их как током ударило сообщение о том, что так и не обнаруженный ствол — тот же самый, из которого вылетали приветы Шамилю и Васи-ливанычу. Твой Корнев опять всех надрал! И нас подставил, и Игнатенко своего отмазал! Теперь против него почти ничего нет, он продолжает идти в отказ, а эти пули как бы подтверждают версию о его непричастности. Хотя всем ясно, что обставить это дело можно проще простого: после неудачного покушения на Василиваныча пушка, как эстафетная палочка, передается Богданом другому киллеру, а тот получает задание спустить из нее кого-нибудь, когда подозреваемый будет уже на нарах. Теперь, конечно, ствол найдут в какой-нибудь луже, и дело вообще превратится в «глухаря».