Наталья Троицкая - Сиверсия

Расставались у гостиницы.

– Может, полетим в первопрестольную вместе?

Хабаров улыбнулся.

– Я уже староват для подвигов. Вам, орлам, они в самый раз!

На прощание обнялись и долго хлопали друг друга по спинам.

Назад, в Отразово, Хабаров добирался на рыбхозовском буксире. Всю дорогу он сидел на корме, на пустых рыбных ящиках, тупо глядя на воду, не замечая ни дождя, ни пронизывающего ветра. В жизни он был лишним.

– Среди многих видов самозащиты, практикуемых народами мира, отечественный вид рукопашного боя – самбо – занимает совершенно особое место, – голос Хабарова гулким эхом отдавался в лабиринтах спортивного зала. – Дело не только в огромном многообразии приемов, – а их более десяти тысяч, – а скорее в том, что система самбо возникла в результате объединения наиболее эффективных приемов единоборств целого ряда национальных школ борьбы. Боевой его раздел долгое время был секретным, так как в него входят опасные захваты, броски, удары, воздействия на особо уязвимые точки человеческого тела, болевые приемы на все суставы рук и ног, приемы по использованию подручных средств и окружающей обстановки в условиях боя…

– Короче, Склифосовский! – крикнул опер-верзила, сидевший рядом с начальником райотдела. – Мы сюда не лекции слушать пришли. Или ты кроме как языком молоть, ничего не можешь?

Публика одобрительно зашумела.

– Один из корифеев самбо, Анатолий Аркадьевич Харлампиев, считал, что выдержка – главная черта хорошего борца, – спокойно продолжал Хабаров, непринужденно расхаживая в новеньких борцовках по застеленному матами полу вдоль сидевших в рядок на гимнастических скамейках стражей порядка.

В руках он тискал маленький резиновый мячик. Вдруг, совершенно неожиданно, с разворота, Хабаров с силой швырнул этот мячик прямо в грудь словоохотливому верзиле. Тот растерянно хлопая глазами смотрел на Хабарова, ловко поймавшего отскочивший мяч.

– Внимательность и концентрация на действиях противника – эти качества вы должны вырабатывать в себе. Вместо мяча мог быть нож.

Он взял нож и подозвал того, в кого метнул мяч в начале.

– Возьми нож и нападай.

– Как? – не понял новоиспеченный спарринг-партнер, бывший головы на две выше Хабарова.

– Как угодно. Давай! – подбодрил его Хабаров.

– Не буду я, – отмахнулся тот, глядя на начальника отдела. – А если я зарежу этого бородатого хлюпика, мне что, сидеть? Товарищ подполковник, это ж «финка». Холодное оружие. Надо еще узнать, где он ее взял.

– Поговори у меня, Белобров! Выполнять приказ! – рявкнул начальник отдела.

– Есть, – нехотя ответил тот и вяло, театрально занес нож над головой.

– Смелее! – подбодрил Хабаров. – Этот прием офицеры отрабатывали на мне девять лет. Ты не последний.

Оперативник усмехнулся и робко приблизил нож к груди Хабарова. Хабаров перехватил его руку.

– Я вас просил нанести удар.

– Не могу я! – взмолился оперативник. – На матах муляж лежит. Дайте мне муляж.

Хабаров взял у противника нож, через голову, как бы между прочим, метнул его. Нож воткнулся точно в узенькую деревянную стойку шведской стенки. Противнику он подал муляж: деревянная ручка, резиновое лезвие.

– Это ж другое дело! – повеселел Белобров. – Ну, держись. Сейчас я тебя уделаю! – и со сдавленным хрипом он, как фехтовальщик, сделал выпад в сторону Хабарова.

В следующую секунду Белобров уже был обезоружен и, лежа на матах, изумленно поглядывал по сторонам:

– Во дела! Как это?! Где нож-то?

Хабаров подал ему руку, помог подняться.

– Не ушибся?

– Нормально… – смутился тот.

– Следует помнить, что все виды защиты от вооруженного нападения заканчиваются добивающими ударами либо болевыми приемами. Вы не вправе вести себя с противником так, как ведем себя мы, дружески похлопывая по спинам. Защита выполнена только тогда, когда атакуемый отобрал оружие, перекрыл возможные пути его использования или когда противник по своему физическому состоянию не имеет возможности продолжать атаку. Как сейчас, – и он аккуратно «уложил» на ковер ничего не успевшего понять Белоброва. – Мне нужны четверо. Кто желает?

Движимые интересом, поднялись сразу несколько ребят. Хабаров отобрал самых крепких.

– Возьмите эти деревянные палки. Разойдитесь в стороны, образуя круг диаметром метров в семь. Когда я подам команду, вы будете нападать. Вы можете этими палками нанести мне удар, можете колоть.

– А смысл? – спросил кто-то.

– Смысл в том, что ничего этого я не увижу.

Хабаров, точно фокусник, извлек черный лоскут ткани, предложил его посмотреть на просвет, потом вошел в центр круга и завязал себе глаза.

– Бой!

Это было еще то зрелище! В несколько четких движений он завладел оружием всех четверых нападавших и, сбросив черную повязку, приказал:

– А теперь все четверо. Нападайте одновременно!

Ребята старались. Очень старались. Но вновь, одного за другим, Хабаров уложил их на маты.

Все азартно зашумели.

Начальник отдела довольно улыбался.

– Теперь за работу! Разомнемся, и я покажу несколько «ходовых» приемов.

Они с удовольствием подчинились ему. Вернее, он их подчинил.

Расходились по домам поздно, ближе к полуночи. Особенно любознательным не терпелось узнать тот или иной конкретный прием, и Хабаров показывал, терпеливо объясняя, как сделать правильно, акцентировал внимание на ошибках. Кто-то делился своим боевым опытом, и Хабаров внимательно слушал, одобрительно кивая, просил показать, как это было, с удовольствием играя роль противника.

В жизнь этих усталых, угробленных глубинкой людей вошло, пусть ненадолго, разнообразие. Хабаров смотрел в их просветленные лица, загоревшиеся интересом глаза, и никак не мог заставить себя почувствовать хоть какое-то удовлетворение.

Еще издали Хабаров увидел свет в окнах своего крохотного домика на окраине.

Дверь в дом была открыта настежь. На крыльце в полосе яркого электрического света лежал Амур.

– Амур! – позвал Хабаров.

Собака не шевельнулась.

– О, нет… – со стоном выдохнул он.

Пес лежал в луже крови. Ему выстрелили прямо в пасть.

Хабаров судорожно сглотнул. Ему вдруг стало нечем дышать. Колокольчиками зашелестело ускользающее сознание. Этот звук слился со все нарастающим шумом, похожим на звук бьющихся вдребезги волн морского прибоя. Защипало глаза. Чувствуя, что не может стоять, он опустился перед псом на колени, дрожащими руками закрыл лицо.

– Это я виноват. Виноват! Виноват! Эх, люди…

Торопливый стук в окно. Осторожный, сдержанный вскрик. Скрип двери. Вопрос в темноту:

– Хабаров, ты здесь? Ты живой?

Невнятное бульканье и звон тары в ответ. Осторожное прикосновение. Рука ложится на плечо.