Майк Холланд - Американский ниндзя 1-2

Дверца распахнулась, и оттуда вышла молодая девушка с темными волосами, одетая в довольно странного фасона юбку, с разрезов на которой свисали растрепавшиеся нитки. Следом за ней на землю спрыгнул плечистый парень с серо-голубыми глазами.

Усталость настроила Патрицию на минорный лад: теперь она говорила мало и больше улыбалась, наслаждаясь подаренным ей романтическим приключением. Засада, перестрелка, бегство, затем прогулка по джунглям в компании молодого человека — могла ли она придумать для себя что-нибудь более занимательное?

Усталость Джо была более прозаичной и сводилась к комплексу ощущений чисто физических. Так устают после обычной нелегкой работы. Если и он улыбался, то скорее потому, что приятно было осознавать: все закончилось относительно благополучно и Патриция, вопреки его прогнозам и ее собственным стараниям, осталась жива и невредима.

Девушка прошла вперед и остановилась возле ступеней: ей почему-то очень не хотелось идти дальше. Неожиданно она рассмеялась по-детски звонким, непринужденным смешком и развернулась, глядя на Джо влажными блестящими глазами.

— Ну ладно, до свидания, — сказал он, смущаясь ее взгляда.

— До свидания, — снова рассмеялась Патриция.

Нет, ей положительно нравился этот парень — в нем, по мнению Патриции, было нечто чистое и неиспорченное. Как он смотрел на нее тогда, в лесу… А как прикоснулся…

«Целомудренно» — вспомнила Патриция устаревшее слово, и звоночек смеха забренчал снова. В самом деле, она не подобрала бы лучшего определения. Как он разрезал ей юбку — кто бы из мужчин сумел бы сдержать свои желания? Даже в той обстановке… Если бы она была уродкой или у Джо не все ладилось по мужской части — нет, судя по его взгляду уже в машине-овощевозе, Джо был полноценным парнем и ей симпатизировал… Из какого же фильма, со страниц какой книжки мог сойти такой благородный герой, сочетающий и смелость, и невинность?

Похоже, не одна она оттягивала расставание. Джо тоже стоял, не делая попыток уйти, и, казалось, не знал, что делать с руками.

— Ну что ж, пока?

— Пока.

Водитель грузовика посмотрел на застрявшую на месте парочку и, хмыкнув, устроился в кабине поудобнее.

Говорить было не о чем. Молчать — тоже.

— Правда, у меня смешной вид? — нашлась Патриция, но Джо, не привыкший к пустым разговорам, смог только пожать плечами.

— Да нет…

Ему действительно было приятно стоять вот так, просто глядя на новую знакомую, не выискивая в ней ни недостатков, ни достоинств.

Улыбка на лице Патриции — сейчас она выглядела слишком естественной, чтобы ее можно было именовать «принцессой», — стала еще шире.

Ладно… — повторила она не без сожаления. — Пока?

— Пока.

И снова они не тронулись с места.

«А ведь папа, наверное, волнуется…» — подумала девушка, продолжая любоваться лицом своего спасителя.

«А ведь на базе меня, наверное, ждут», — равнодушно вспомнил Джо.

— До свидания?

— Пока…

На кроне дерева образовался золотой ободок — солнце неуклонно продвигалось к горизонту. Стоять вот так, без толку, делалось все сложнее.

— Ну ладно… — Патриция приподнялась на цыпочки и поцеловала Джо в щеку.

Надо было видеть, как блеснули в этот момент его глаза.

— Счастливо.

Легко, как перенесенная ветром пушинка, Патриция взбежала по лестнице.

Джо ощутил легкий укол грусти — все приятное заканчивается так быстро… Или именно быстротечное, неповторимое и неуловимое прекрасно как раз благодаря этим качествам? Избыток приедается…

— Джо!

Оклик остановил его, когда Джо был готов снова сесть в кабину.

Предзакатное золото солнца заливало крыльцо и придавало особый нежный оттенок лицу улыбающейся девушки.

— Спасибо, — проговорила она. Брови Джо удивленно приподнялись. — Спасибо за все.

Сожаление о расставании сменилось в голосе Патриции решительностью, затем девушка развернулась и дверь захлопнулась за ее спиной.

— Ну что, парень, поехали? — поинтересовался водитель овощевоза.

Джо кивнул, и грузовичок заворчал, срываясь с места.

Начинался вечер.

Полковник не любил менять свое мнение. Раз сложившееся впечатление о человеке задерживалось в его сознании надолго, и все новые факты воспринимались им преломленными призмой этой предварительной установки.

Джо он возненавидел с того момента, когда впервые услышал о нем от Чарли и сержанта как о потенциальном виновнике неприятностей, постигших его дочь. «Этот Армстронг — выскочка и мерзавец», — заключил он, сопоставив показания свидетелей, как ни странно, умолчавших, кто и кого бил первым. И даже то, что именно Джо доставил Патрицию домой, не могло теперь переменить его мнение.

— Ты думаешь, что ты герой, раз ты вернул мне дочь живой и невредимой? — так и говорил он в лицо замершему перед его столом Джо.

Полковник помнил в этот момент только две вещи: что Джо он ненавидит и что по вине Джо погибли его подчиненные. Причина ненависти как-то забылась, но это уже не имело значения.

— Нет, сэр, я так не думаю, — Джо старался отвечать спокойно, но подергивание уголков губ недвусмысленно намекало на его истинные чувства.

Нет, он не ожидал благодарности. Джо давно перестал верить, что таковая присутствует в человеческих взаимоотношениях. Мимоходом сказанное Патрицией «спасибо» относилось к исключениям, только подтверждающим правила. Не обижался он и на то, что его вообще ругали, — в словах полковника было рациональное зерно: если свести мораль к математике, то гибель четырех солдат и впрямь перевешивала безопасность одной девушки.

Его мучило другое — несоответствие между реальным положением дел и смутно помнящимся идеалом. Встать на чужую точку зрения — это еще не значит отказаться от своей собственной. Как бы Джо ни понимал полковника, все его естество протестовало против такой логики. Пусть его личное мировоззрение было расплывчато и не давало ни одного четкого ответа, какой должка быть жизнь, но Джо чувствовал, какой она быть не должна, и уклонялся от тех ее требований, которые считал несправедливыми.

Кроме того, ему был неприятен презрительный тон: злость, раздражение, даже эмоции более агрессивные он еще согласился бы воспринять как должное — право же одних людей смотреть на других свысока задевало его не на шутку. Впрочем, последнее объяснялось еще и тем, что сам Джо знал о своей неполноценности: человек без прошлого — не вполне человек, и подсознание заставляло его выискивать этот мотив едва ли не в любом оскорблении, реальном или мнимом.

— Это хорошо, что ты так не думаешь, — полковник растягивал букву «р» как гласный звук, что делало его речь похожей на настоящее рычание. — Потому что мне хочется тебя посадить, и надолго. Что ты там пытался доказать, рядовой?