Арч Стрэнтон - Скалолаз. В осаде

Тревис сунул руки в карманы брюк и, не торопясь, пошел через зал. Ничего странного. Обычный осмотр перед весьма ответственным полетом. Никто из этих людей не знает точно, когда и куда повезут деньги, но сам факт полета, конечно же, ни для кого не секрет. Другое дело, что все подробности предстоящего рейса известны лишь ограниченному кругу лиц. Сумма же… а что собственно здесь особенно секретного? Сто миллионов долларов. Не так уж и много. По здешним меркам, естественно.

Тревис вытащил руку из кармана и поправил наплечную кобуру со «спящей» в ней девятимиллиметровой «береттой». Он не любил оружия, но уважал силу. А оружие, несомненно, таковой обладало.

Пройдя мимо длинного ряда счетных машин, упаковывающих банкноты, Тревис Джойс направился в дальний конец зала, где как раз сейчас заканчивали раскладывать груз в большие чемоданы, оснащенные двумя степенями защиты. Позже, перед самой отправкой, в них еще вложат сигнальные радиобуйки. В самолете чемоданы будут заперты в специально отгороженное помещение — стальные клетки с замками особой секретности — при попытке взлома которых срабатывает защитная система блокировки и открыть клетку можно будет лишь при помощи специалиста из департамента. Кроме того, автоматически включатся радиобуйки и система космической связи, подающая сигнал тревоги. Ни один человек не сможет похитить груз из самолета. Ни один человек не сможет взломать клетку.

Довольная улыбка вновь пробежала по круглому лицу Тревиса. Высокий лоб с могучей, до затылка, лысиной, которую не могли скрыть уже никакие ухищрения парикмахеров, сморщился, усы — густые, пшеничного цвета — топорщились, настороженные голубые глаза-льдинки прищурились. Однако, уже через мгновение лицо Тревиса приобрело свое нормальное выражение — абсолютного спокойствия. Непробиваемой невозмутимости. Он старался, чтобы все, все без исключения, знали его именно таким. Бесстрастным. Этот имидж сослужил ему неплохую службу. Во-первых, начальство заметило молчаливого исполнительного агента и ему достаточно быстро удалось продвинуться до старшего группы, чего он и добивался, а во-вторых, то же начальство — включая Уолта Райта — было убеждено в его надежности, педантичности и непогрешимости. Конечно, не только из-за внешнего спокойствия, но и из-за некоторых мелочей. Например, из-за недавней попытки похищения ценного груза. Тогда Тревис проявил «недюжинный героизм», лично пристрелив двоих «грабителей». Правда, потом оказалось, что парни были совсем сопливые, да к тому же здорово «под кайфом». Но ведь ему некогда было разбираться, верно?

…Тревис словно вновь оказался в аэропорту Сан-Франциско. Палящее солнце превратило бетон в раскаленный противень. Пиджак, скрывающий оружие, моментально обрел тяжесть средневековых доспехов. Он жег спину. Тяжелый «атташе-кейс», до отказа набитый плотными тугими пачками, здорово оттягивал руку. Тревис шагал впереди. Ему вовсе ни к чему было оборачиваться. Шаги Лендфорда и Эдмета звучали в полуметре за спиной. Резкий звук ударялся о выжженный белый небосвод и падал вниз, словно бомба. Тревис морщился. Эти шаги отвлекали, мешали сосредоточиться.

Агенты не пошли к главному терминалу, а двинулись правее, огибая массивное стеклянно-алюминиевое строение по боковой дорожке, в конце которой, на специальной площадке, должен ждать «шевроле-пикап». Бронированная машина местного отделения министерства, предназначенная для перевозки денег. А их было вполне достаточно. Почти пять миллионов долларов.

Тревис, прищурясь, обернулся к зданию аэропорта. Внутри, неразличимый за голубоватыми, отражающими солнечные лучи стеклами, стоял Эрик Квейлан. Полицейский не мог видеть его, но знал, что так оно и есть. Там, в толпе пассажиров, улыбающийся своей мягкой кошачьей улыбкой. Наверняка, в каких-нибудь цветастых шортах и рубашке навыпуск, да еще и в сандалиях. Это уж точно. Квейлан как-то упоминал, что любит сандалии.

Тревис вздохнул и переложил чемоданчик в левую руку. Правая ему сейчас понадобится. Сердце билось ровно и сильно. Он ни капли не волновался, потому что знал, чем закончится сегодняшняя затея. Он знал. Не знали те двое, которые, скорее всего, сейчас дико потея и пукая от страха, наблюдали за ними. Точнее, за чемоданчиком! С тем самым животным блеском в маслянистых свиных глазках. И ладони у них мокрые от пота. И они вытирают их о свои грязные джинсы. А воняет от этих ребят тухлятиной. От них всегда воняет тухлятиной, чесноком и вареными овощами. Ладони с черными нечищенными ногтями оглаживают прилипающие к тощим мокрым животам пистолеты, спрятанные под вонючими, заляпанными жирными пятнами майки. Засаленные волосы, не помнящие расчески, свисают прядями. На бледных от страха губах кривые ухмылки.

Дешевые ублюдки. Они думают, что сегодня станут богатыми, завалятся в грязные скрипучие кровати со своими грязными дешевыми шлюхами, нанюхавшись самого дорогого «кайфа», который смогут достать с такими «бабками».

Тревис не заметил, как начал злобно улыбаться. Бешенство, оно подступило, затуманивая взгляд. Хотелось заорать, выхватить пистолет и начать палить во все стороны. Он терял контроль над собой. Существовало лишь бешенство и двое паршивых, вонючих, грязных гов…в, прячущихся в служебном коридоре.

Тревиса не интересовало, как Квейлан устроил им это, почему никто не гонит этих ублюдков. Возможно, потом, позже, кто-то из служащих найдет трупы, разумеется, в одном из подсобных помещений. Или нет? Какая разница. Слишком крупная игра.

До двери с табличкой «Только для технического персонала аэропорта» оставалось не более двадцати метров, когда она вдруг приоткрылась. Тихо, без малейшего звука…

… Тревис поднял руку и незаметным движением расстегнул пуговицу пиджака…

… и две согнутые тени метнулись им навстречу, выхватывая — они оказались не в майках, а в широких «гавайках» — тяжелые пистолеты.

Тревис вдруг стал слышать звуки, которых никогда не смог бы различить при обычных обстоятельствах. Вот хрустнул камешек под подошвой остроносого, ползущего по всем швам сапога одного из налетчиков. Вот зашуршала костюмная ткань — Лендфорд потянулся за пистолетом…

Но он был быстрее и проворнее. Он просто обязан быть быстрее и проворнее и сделать это прежде, чем Лендфорд и Эдмет схватятся за пушки.

И он сделал. «Беретта» в его руке полыхнула пламенем, и первый же из грабителей, пошатнувшись, словно споткнулся о невидимое препятствие, и, нелепо дернув руками, рухнул на пышущий жаром бетон, раскатав в пушистой пыли шарики собственной крови.

Второй налетчик сбился с конской рыси и растерянно остановился. На лице его появилось выражение детского недоумения: «Как же так? Ведь мы должны были…» Он даже раскрыл рот, чтобы сказать что-то, и Тревис тут же с удовольствием всадил пулю в эту черную гнилозубую дыру. Парень захрипел и начал валиться на спину. Поэтому второй выстрел снес ему нижнюю челюсть и остатки затылка. Он, уже мертвый, рухнул на тело своего приятеля.