Алистер Маклин - «Ураган» с острова Наварон

— В чем же смысл этой активности? Если они не планируют штурм.

Генерал вздохнул. — По мнению специалистов, они готовятся к молниеносному выводу войск. По мнению специалистов! Меня волнует лишь то, что эти проклятые дивизии все еще находятся на линии Густава. Йенсен, что не сработало и где?

Йенсен беспомощно пожал плечами. — Была договоренность, начиная с четырех утра, проводить радиосеансы каждые два часа.

— На связь никто так и не вышел.

Иенсен промолчал.

Генерал задумчиво посмотрел на него.— Лучшие в Южной Европе — ваши слова.

— Я и не отказываюсь от них.

Невыскааанные сомнения генерала относительно деловых качеств агентов, отобранных Йенсеном для проведения операции, заметно утвердились бы, доведись ему находиться в данный момент вместе с ними в гостевой хижине гауптмана Нойфельда в Боснии. Они не проявляли ни на йоту того согласия, взаимопонимания и полного доверия, которые являтся столь естественными среди группы агентов, считающихся лучшими в своем роде. Напротив, в помещении царила атмосфера напряженности, недовольства и подозрительности, такая плотная, что, казалось, ее можно было потрогать рукой. Рейнольдс надвинулся на Мэллори, еле сдерживая гнев.

— Я требую ясности и немедленно! — едва не перешел он на крик.

— Нечего орать, — оборвал его Андреа.

— Я требую ясности и немедленно, — повторил Рейнольдс. И хотя он снизил голос почти до шепота, говорил настойчиво и требовательно.

— Вам скажут в нужный момент. — Как всегда, голос Мэллори звучал спокойно и бесстрастно. — Но не раньше. Не знаешь — не проговоришься.

Рейнольдс сжал кулаки и выступил вперед. - Вы что, черт побери, намекаете на…

— Ни на что я не намекаю, — сдержанно ответил Мэллори. — Я был прав, сержант, там, в Термоли. Вы не лучше тикающей бомбы с часовым механизмом.

— Возможно — Рейнольдс вышел из себя. — Но, по крайней мере, в бомбе есть нечто честное.

— Повторите-ка ваши последние слова, — тихо проговорил Андреа.

— Что?

— Повторите.

— Послушайте, Андреа…

— Полковник Ставрос, сынок.

— Сэр.

— Повторите, и я гарантирую вам минимум пять лет за неподчинение приказу в боевых условиях.

— Есть, сэр. — Рейнольдс сделал над собой усилие, не прошедшее незамеченным, чтобы взять себя в руки. — Но почему он ничего не говорит нам о своих планах на сегодняшний день, и в то же время сообщает, что вечером мы выберемся отсюда с плато Ивеничи?

— Потому что нашим планам могут помешать немцы, — терпеливо произнес Андреа. — Если они докопаются. Если хотя бы один из нас проговорится под пытками. Но Ивеничи им не по зубам — там территория партизан.

Миллер из миротворческих побуждений переменил тему. — Говоришь, на высоте семи тысяч футов? — обратился он к Мэллори. — Там, должно быть, снегу по пояс. Каким образом можно расчистить всю эту массу?

— Не знаю, — неопределенно ответил Мэллори. — Полагаю, кто-нибудь что-нибудь да придумает.

И действительно, на высоте семи тысяч футов на плато Ивеничи выход был найден.

Плато Ивеничи — белая иеобитаемая пустыня, насквозь продуваемая ветрами, где большую часть года царит холод и свирепствует ветер и где враждебно настроенная природа обращает свой гнев против присутствия человека. На западе плато граничило с высокой футов в пятьсот, скалой, местами совершенно отвесной, местами покрытой трещинами и изломами. То тут, то там на поверхности скалы виднелись многочисленные замерзшие водопады и редкие группы сосен, непонятно каким образом росшие на чрезвычайно узких уступах; их ветви провисли под тяжестью снега, скопившегося за шесть долгих месяцев. На востоке плато завершалось резкой, четко обозначенной линией — здесь начинался обрыв, вертикально уходящий вниз, в долину.

Само плато представляло собой ровное, абсолютно гладкое снежное пространство. На высоте двух тысяч метров снег под лучами яркого солнца блестел так ослепительно, что становилось больно глазам. Длина плато — около полумили, ширина не превышала ста ярдов. На южной окраине плато вздымалось вверх, переходя в очередную возвышенность, более пологую, чем остальные.

Здесь были разбиты белые шатровые палатки, одна маленькая, другая большая. Возле маленькой стояли, беседуя, двое. Человек повыше и постарше, одетый в тяжелую шинель, был полковник Виз — командир партизанского отряда, базировавшегося в Сараево; второй, помоложе и потоньше — его адъютант, капитан Вланович. Полковник и капитан пристально глядели вниз, обозревая плато.

— Но ведь можно же это сделать как-нибудь проще, — произнес капитан Вланович.

— Скажите, как, Борис, мой мальчик, и я сделаю. — Внешний облик и интонация полковника Виза излучали безмерное спокойствие и уверенность в своих действиях. — Не отрицаю, бульдозеры пришлись бы кстати. Так же как и снегоочистители. Однако согласитесь, чтобы провести их сюда почти по вертикальной скале, от водителей потребуется немало ловкости. А потом, для чего армия, если не для маршировки?

—— Да, полковник, — отозвался Вланович с учтивым сомнением.

Они стали смотреть вдаль. К северу от плато в безоблачную блеклую синеву взметнулись горные вершины, частью темные, зубчатые и суровые, частью закругленные, с розоватыми снежными шапками. Впечатляющее зрелище.

Но еще более впечатляющим было действие, разворачивающееся на самом плато. По нетронутому снегу черепашьим шагом двигалась колонна в тысячу солдат, половина из которых была одета в форму югославской армии, другая — в самые разномастные мундиры.

Каждый ряд фаланги состоял из пятидесяти человек, а всего рядов насчитывалось двадцать. Сцепив локти, и наклонившись вперед, люди в шеренгах чрезвычайно медленно и с большим усилием передвигались по снегу. Такому медленному шагу удивляться не приходилось — первая шеренга прокладывала себе дорогу сквозь снег, доходивший до пояса. То была убийственно трудная работа, работа, которая на данной высоте вдвое учащала пульс, сводила спазмом горло и перехватывала дыхание, работа, от которой немели и наливались свинцом ноги, и лишь боль напоминала, что ноги еще не отказали окончательно.

Шли не только мужчины. Начиная с шестого ряда, в колонне находилось уже примерно поровну как мужчин, так и женщин, хотя отличить их по внешнему виду было невозможно, поскольку люди, спасаясь от леденящего холода и пронизывающего ветра, укутались по самые глаза. В последних двух рядах шли исключительно партизанки, но даже они, замыкая строй, увязали в снегу по колено.

Это было фантастическое зрелище, но совсем не уникальное для Югославии военного времени. В равнинной местности, целиком захваченной танковыми дивизиями вермахта, партизаны не имели доступа к аэродромам, и им приходилось именно таким образом сооружать взлетно-посадочные полосы в горах.