Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак

Филат резко обернулся в ту сторону, откуда донесся свист. Он увидел, что густые кусты метрах в пятидесяти от того места, где они стояли, чуть заколыхались, словно потревоженные лесным зверем. И еще он увидел, что Петя Маленький с неожиданной для его роста и массивного сложения резвостью припустил по тропинке к нему с криком:

— Оттуда, из кустов, стреляли!

Филат отпрыгнул в сторону, упал ничком на землю и, выждав несколько мгновений, пополз к упавшему Витьку. Тот тихо хрипел что-то невразумительное. Филат приник вплотную к его голове и шепнул на ухо:

— Витек, кто знал о нашей встрече?

— Никто… Никому не говорил… Ты позвонил — я сразу в «Союз» рванул…

Штифт затих.

Через пару минут прибежал, тяжело дыша, Петя.

— Ушел, гад. К дороге побежал. Там «жигуль» стоял с включенным движком, его поджидал. За рулем сидел еще один…

— Рассмотреть успел?

Петя виновато помотал головой:

— В черной куртке. В черных джинсах. В руке какая-то длинная херовина.

Филат понял: самопал. Скорее всего, духовушка. И кто же из них двоих был мишенью? Витек или он, Филат? Но этого ему уже никогда не узнать…

Он отменил вечернюю встречу с Толиком Рябым. Теперь оставаться в Москве было крайне опасно, да и без надобности. Филат уже выяснил то, ради чего приехал в столицу. Значит, Шота объявил Варягу тайную войну. Надо бы, конечно, поподробнее выяснить, что за пацана и с какой целью выковыряли из колонии. Но ответ на этот вопрос мог бы дать только Витька Штифт, царствие ему небесное… У Филата на душе кошки скребли оттого, что он бросил труп товарища там, в лесу, но выбора у него не было: надо было уносить ноги, пока не налетели менты и не повязали его на месте убийства.

Он даже не стал возвращаться в гостиницу, поймал на шоссе тачку и, сунув оторопевшему водиле сотню баксов в зубы, отправился в Шереметьево. Там Филат, послав Петю Маленького поменять два их завтрашних билета на Петербург на ближайший рейс на сегодня, поднялся на второй этаж, сел за столик в открытом кафе и по мобиле связался с Варягом.

Владислав ждал этого звонка: вот почему, услышав трель сотового, он безошибочно определил абонента, даже не слыша его голоса:

— Филат, здорово! Уже есть новости?

— Да, Владислав, есть. Нехорошие новости. Шота плетет сеть против тебя. Он зарядил какого-то хмыря к тебе в гости. Жди со спины…

— А поподробнее можно? И насколько точна твоя информация? — глухо спросил Варяг.

Филат говорил обиняками, но так, чтобы смысл был понятен. Это известие Владислава хотя и не удивило, но сильно напрягло. Он ждал дальнейшего развития событий после разборки с троицей генерала Урусова, но все же не думал, что все произойдет так быстро. Значит, Урусов и Шота действуют независимо, а может быть, как раз и наоборот, в связке, подстраховывая друг друга.

— Подробностей нет, — торопливо докладывал Филат. — А насколько информация точна… Думаю, очень точна: моего информатора грохнули в тот самый момент, когда мы с ним беседовали на эту тему в лесу на окраине Москвы…

Владислав встал из-за столика и отошел в сторону, прикрыв трубочку сотового телефона ладонью.

— Значит, тебя или его вели…

— Меня вряд ли, — возразил Филат. — О том, что я в Москву намылился, узнала за час до моего отъезда только кассирша на Московском вокзале, когда я к ней за билетом пришел. Нет, вели моего информатора. И кажется, я теперь догадываюсь, почему его грохнули. Но ко мне это отношения не имеет. Он сам, бедняга, засветился… Он же про Шотины гешефты узнал, да, видно, это кому-то сильно не понравилось…

— Так, ладно, — Варяг на секунду задумался. — Вот что, Филат. Пришла пора Шоту наказать. Я тебе раньше не говорил, случая не представлялось. Сейчас скажу. Извини, «по по телефону. Такие вещи надо говорить с глазу на глаз. Я ведь знаю, ты и Михалыч большими друзьями были. Так вот, я точно знаю, что Михалыч в прошлом году не сам отошел, а ему Шота сильно в этом помог. Не сам, а с помощью одного ссучившегося гада, которого я уже покарал… Теперь черед Шотин настал. Но я тебя прошу — сам не лезь в это дело. Коли ты уже засветился в Москве, делай ноги, а это дело поручить надо москвичу… Позвони Закиру Буттаеву и скажи ему только: мол, Варяг просит разобраться с Шотой, и все. Закир поймет. — Владислав взглянул на часы. Они проговорили чуть больше минуты. Как учил Чижевский, телефонный разговор лучше заканчивать через пятьдесят семь секунд — чтобы чужие не засекли. — Ну бывай, Филат. Я тебе очень благодарен и не забуду…

Звонок Филата застал Владислава в ресторане отеля «Краун-Инн» в южном Манхэттене.

Сегодня он пригласил сюда свою новую знакомую Лену Пастернак пообедать с ним. К удивлению официанта-негра, Владислав заказал не гамбургер с салатом, как это обыкновенно делали американцы в обеденный перерыв, а по два солидных стейка с картошкой фри и бутылку французского шампанского.

Владислав убрал телефон и вернулся за столик.

— Дела? — ослепительно улыбаясь, поинтересовалась Лена. Она положила руку ему на запястье и стала игриво щекотать пальчиками его ладонь. — Ты такой серьезный, важный, господин Сергей Петрович. Не то что в койке!

И она громко, заливисто расхохоталась, обнажив ровный ряд белых зубов. — А что за дела?

Владислав внимательно посмотрел на молодую женщину и не ответил, а сам задал вопрос:

— Хочешь, сегодня вечером куда-нибудь сходим?

Она передернула плечами и отрицательно покачала головой;

— Нет, миленький. Мой же Арнольдик дома. Сегодня не могу. Послезавтра он уезжает в командировку — аж, на три недели. Вот тогда мы и гульнем. А ты меня познакомишь со своей дочкой?

— Пока нет, — строго ответил он. — Чуть попозже.

Его новая знакомая вызывала в нем противоречивые чувства. Он еще не успокоился после недавней нелепой гибели Лены Сорокиной и не мог так быстро переключиться на эту Лену. Правда, странное дело, та Лена возникала в его памяти и воображении скорее как бесплотный образ страдания и боли, в которых был повинен он — и за это он себя жестоко казнил. Эта Лена не вызывала в нем почти никакого особого душевного чувства — с самой первой их встречи она возбуждала только яростное, неодолимое, почти животное желание плотского наслаждения, которое она подарила ему в первую же ночь их близости. Та Лена была умна, смышленна, тактична, душевна… Эта Лена была обаятельная, страстная и похотливая, но при этом рассудочная и расчетливая. Она была великолепна в постели, но он вряд ли бы смог полюбить ее — так, как любил немногих женщин в своей жизни. Да и ее он интересовал скорее просто как импозантный мужчина, как великолепный любовник и, быть может, прежде всего как богатый спонсор…

— А твоя Лиза — дочка от… той, кого убили? — осторожно спросила Лена, заглядывая ему в глаза. Было видно, что ее гложет простое бабское любопытство, и Владиславу стало неприятно. Вот эта резкая смена отношения к ней — от жгучей страсти до ненависти — тоже казалась ему странным и необъяснимым противоречием.