Егор Овчаренков - Последний бросок на запад

— Принесите счет, — сказал Чернышев, — и вызовите нам такси.

В такси ехали молча. Емельянов думал о предстоящей поездке. И чем больше он думал, тем больше ему это дело начинало нравиться.

«Да, это оптимальный для меня вариант: и валюты немного подзаработаю, и скроюсь от правосудия. А оттуда с деньгами можно будет и куда-нибудь подальше податься…» — решил он.

Такси остановилось на улице Дзирнаву. Дима расплатился с водителем и вышел вслед за Чернышевым.

Они поднялись наверх. Вадим принялся отпирать замок. Но это было излишне — дверь была не заперта. Из квартиры доносились голоса. Пожав плечами, Чернышев толкнул дверь.

В коридоре стояло пятеро вооруженных полицейских…

В этой ситуации суетиться не было никакого смысла, а уж бежать — тем более; это могло бы только вызвать подозрение… Емельянов остался на площадке, а Вадим твердым шагом подошел к стражам порядка.

— Что случилось? — спросил он по-русски.

— А вы кто такой? — в свою очередь поинтересовался один из полицейских.

— Моя фамилия Чернышев. Я здесь живу.

— В таком случае, можно взглянуть на ваши документы? — осведомился полицейский.

— Сейчас принесу, — ответил Вадим и направился в глубь коридора, где находилась его комната. Емельянов пошел было за ним, но один из полицейских придержал его за локоть.

— А вы кто? — спросил он.

— Это мой друг, Дима Савенков. Мы вместе работаем, — быстро сообщил Чернышев.

— Можно попросить и ваши документы?

— Да у меня их с собой нет… — Дима начал демонстративно выворачивать карманы своего новенького джинсового костюма.

Полицейский уставился на него проницательным взглядом холодных глаз.

— Вот, пожалуйста, мой паспорт, — из комнаты показался Чернышев. Двумя пальцами, как какую-то гадость, он держал синюю книжку.

Полицейский принялся внимательно изучать предъявленный документ. Затем достал блокнот и тщательно переписал туда данные из паспорта.

— Продиктуйте мне свой адрес, — обратился он к Емельянову.

— Переулок Каулиньшу, три, квартира восемь, — сообщил Дима первый пришедший в голову адрес.

— Вы постоянно проживаете в этой квартире? — на этот раз полицейский обратился к Чернышеву.

— Да. Почти все время, — ответил тот.

— У вас нет никаких претензий к гражданке Смирновой Зое Ивановне?

Вадим замялся.

— Да, в общем-то, нет, — неуверенным тоном произнес он. — Ну иногда к ней приходят всякие там алкаши, но если начинают буянить, то я как-то сам с ними справляюсь… — Вадим демонстративно сжал в огромный кулак свою руку.

Полицейский уважительно на него посмотрел.

— Так, значит, никаких претензий? — переспросил он. — А то соседи снизу, господа Мелгависы, подали на нее жалобу…

— Эти Мелгависы, — возмутился Вадим, — пусть за собой смотрят! Я не раз видел, как они мусор из окна во двор выбрасывают! А еще мнят себя культурными и интеллигентными людьми.

Полицейский задал еще несколько дежурных вопросов, попросил расписаться в каких-то документах, после чего стражи порядка, не обращая внимания на Емельянова, ушли.

Друзья выпили по бутылке пива, которое предусмотрительный Чернышев всегда держал в холодильнике, поговорили о том, о сем и легли спать. Вадим постелил своему приятелю на раскладушке у окна. Дмитрий впервые за долгое время тюрьмы и бегства оттуда спал почти в нормальной постели. И он еще долго ворочался, не в силах заснуть…

На следующий день небо заволокло тучами, шедшими откуда-то с моря, и в Риге зарядил мелкий надоедливый дождь.

Чернышев встал рано и, одевшись, пошел на улицу звонить — телефон в квартире уже несколько лет был отключен за неуплату.

— Позвонил я этому кадру, который вербует добровольцев. Его зовут Юра, — сообщил он Емельянову. — Пригласил прийти к нему в офис. Это в Старой Риге. Пойдем?

Емельянов, взбивая помазком густую пену в стаканчике, выглянул из ванной.

— Прямо сейчас?

— А почему нет? Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Дима согласился с этим веским аргументом, и, позавтракав в кафе, находившемся за углом, друзья сели в автобус, идущий к вокзалу. Там и до Старого города рукой подать.

«Может быть, все-таки стоит позвонить по тому телефону, что дал мне друг Сивого?» — вновь подумал Емельянов, однако решил отложить звонок на потом.

Дождь — обычное в Риге явление. Но он вовсе не портит внешний облик города. Скорее даже наоборот, он набрасывает легкую вуаль, скрывающую морщины старинных стен.

— Ты, главное, не спеши о себе рассказывать. Что спросят, на то и отвечай. Если ему покажется, что ты просто… Ну, в общем, ты сам знаешь. Не хотелось бы слишком надолго попасть в подготовительный лагерь, — наставлял Чернышев.

— Тогда я даю тебе все полномочия, — усмехнувшись, ответил Емельянов.

По дороге Емельянов с интересом рассматривал памятники минувшей эпохи — аскетичная готика рассказывала о том безнадежно ушедшем времени, когда не было еще ни суетности, ни бессердечия, ни мелочности сегодняшнего дня.

Емельянов кивнул в сторону приоткрытой двери кирхи.

— Зайдем? У нас время, кажется, еще есть?

— Что ты там забыл?

— Просто хочу посмотреть… Интересно.

Они зашли в темную прохладу готического здания, уселись на истертую деревянную скамейку, положив руки на колени.

Там было почти безлюдно, просторно и холодно. Мощный старинный орган тянул протяжно одни и те же ноты, повторял и повторял, будто бы никак не мог окончить финальную часть хорала.

Пять-шесть стариков и десяток старух — древних, морщинистых — сидели, уткнувшись в коричневые молитвенники.

Емельянов с интересом осматривал убранство храма, а Чернышев, которому тут явно не было интересно, недовольно сопел и поглядывал на часы.

«И что тут Емельянов забыл? — с раздражением подумал он. — Понимаю, в стриптиз бы затащил». Потом не выдержал и ворчливо прошептал:

— У, пимписы проклятые.

Слова чужого языка, иногда похожие на русские, всегда казались Чернышеву нелепыми и смешными, точно их исказили нарочно, назло.

И обстановка чужого храма — цветные витражи на окнах, дубовая резная кафедра, скамейки, орган, бритый пастор, исповедальня — все не вызывало у него никакого уважения, а равно и интереса. Он чувствовал себя тут не в своей тарелке.

Окинув холодным взглядом стариков и старух, Чернышев скривился:

— Богу молятся весь день, а сидят — вот сволочи!.. Ладно, пойдем отсюда — у нас теперь будет другой Бог…

Они вышли на свежий воздух. Емельянов закурил, задумался, несколько раз обернулся в сторону храма.

Димины размышления прервал Вадим:

— Я думаю, мне сначала с Юрой надо одному поговорить. Ты уж извини, но тебе придется посидеть тут, — и он показал рукой на симпатичную вывеску небольшого кафе. — Закажи чего-нибудь, здесь неплохо кормят. Не волнуйся.