Юлиан Бардин - Империя страха

— А у тебя мило.

Вместе с одеждой к Антону вернулось привычное самообладание, и он, снисходительно улыбнувшись, промолвил:

— Брось, ты совсем не это хотела сказать. Так в чем дело, я тебя внимательно слушаю?

— Ни в чем, — притворно удивилась блондинка, — я действительно нахожу, что у тебя очень мило. Вот, решила приехать в гости.

Поставив на плиту закопченный чайник, Лямзин сел за стол и в упор уставился на гостью. На несколько секунд в тесной кухне повисла гнетущая тишина, наконец он заговорил:

— И все же что тебя привело ко мне в столь поздний час?

Упорно не желая слышать его вопрос, Маша наградила собеседника кокетливой улыбочкой, при этом плотоядно сверкнув глазенками, и ангельским голоском, с умеренной долей иронии, пропела:

— Кто-то говорил, что мне следует сперва отправиться в ванну, а затем быстро прошмыгнуть в спальню и расслабиться на кровати. Ты не знаешь, кто это мог быть такой шустрый?

Лямзин неторопливо прикурил очередную сигарету, глубоко затянулся и вновь уставился на девушку вопросительным взглядом.

Не выдержав столь назойливого упорства, она потупила глаза и тихо сказала:

— Ну что ты на меня так смотришь? Неужели тебе не приходит в голову, что я приехала к тебе потому, что ты мне нравишься? Разве нужны еще какие-нибудь слова?

Неуверенно пожав плечами, Антон изрек:

— Да нет, больше слов действительно не нужно, — последняя часть фразы прозвучала с нескрываемой долей циничного унижения, — раздевайся и иди в ванну, а я тебя буду ждать в кровати, как и договаривались.

На какой-то миг щеки девушки вспыхнули откровенным негодованием, а в глазах мелькнул немой укор. Но она тут же взяла себя в руки и, натянуто улыбнувшись, принялась стаскивать облегающее вечернее платье.

Не скрывая искреннего восхищения, Антон смотрел на обнаженную грудь — упругие полусферы вздымались при каждом вдохе, а на глазах твердеющие соски манили и притягивали взор.

Голубой шелк упал к ее ногам, туда же отправились блестящие колготки; когда же девичьи пальчики коснулись тонких ажурных трусиков, сильная мужская ладонь властно поймала ее запястья.

Изо всех сил стараясь унять нервную дрожь в голосе и во всем теле, Лямзин проговорил, придавая словам твердость:

— Не надо, Маша. Я ведь вижу, что ты этого не хочешь. — Он облизал пересохшие губы и продолжил: — Но что-то тебя толкает на это. Что?

Она молчала, уронив поникшую голову на грудь.

— Скажи честно — что тебе от меня нужно? Клянусь, что выполню любую твою просьбу, не потребовав ничего взамен, даже если мне это будет очень трудно сделать.

Маша устало опустилась на жесткий табурет и, закрыв лицо ладонями, горько, в голос, разрыдалась. Ее нагота в этот миг как бы отступила — девушка больше не вызывала в душе мужчины того звериного инстинкта, с которым он едва совладал.

Огромным усилием воли Маша подавила готовую разразиться истерику, трясущимися пальчиками она извлекла из собственной сумочки пачку «Мальборо» и прикурила от любезно поднесенной спички.

— Меня посадят, — на одном дыхании выпалила ночная гостья, — понимаешь? Ме-ня по-са-дят…

— Да с чего ты взяла? — искренне удивился Лямзин, но тут же предложил: — Стоп! Давай по порядку: кто, что, где, когда, с кем и при каких обстоятельствах?

Прикрыв озябшими руками манящие изгибы обнаженной груди, Маша принялась сбивчиво объяснять:

— Я тебе вчера показала заключение экспертизы, помнишь?

— Ну, помню. А какой в этом криминал?

В конце концов, забыв про собственную наготу, девушка немного расслабилась и продолжила, перемежая слова глубокими затяжками ароматной сигареты:

— Оказывается, что начальник отдела приказал лейтенанту Карпенко уничтожить все копии, а сам документ попал в раздел бумаг особо секретной важности с доступом только начальника ФСБ и твоего личного шефа.

— А при чем здесь ты? — не понял Лямзин.

Окончательно успокоившись, Маша выпалила на одном дыхании:

— Вчера вечером Карпенко арестовали по обвинению в халатном отношении к служебным обязанностям и разглашении государственной тайны.

Хозяин квартиры откровенно обалдел и даже не пытался скрыть собственные чувства. На несколько мгновений в насквозь прокуренной кухне воцарилась звенящая тишина.

Наконец он заговорил:

— И ради этого ты хотела со мной переспать? Чтобы я случайно или специально не проговорился?

Вместо ответа девушка утвердительно качнула белокурой головкой, отведя глаза в сторону.

Медленно встав с кухонного табурета, Лямзин поднял с пола разбросанную одежду и протянул ее хозяйке.

— Одевайся, мне не нужны подобные жертвы.

Наблюдая за тем, как девушка трясущимися руками берет у него собственную одежду, Антон продолжал:

— Ради этого не стоило разыгрывать этот дурацкий спектакль. Неужели я не человек и не понял бы обычных слов?

— Прости, — только и смогла вымолвить уязвленная Маша.

Шумно закипел чайник, выпуская из тоненького носика обильные клубы белого пара. Антон лениво повернул рукоятку газовой конфорки и вновь обратился к собеседнице:

— Тебя проводить?

Отрицательно качнув головой, Маша выронила из рук модное вечернее платье и опять разразилась обильными слезами. Соленая влага стекала по вздрагивающим щекам, смывая косметику; слегка вздернутый носик смешно сморщился, но из горла девушки не вырвалось ни одного звука — она рыдала молча.

Круто развернувшись, Лямзин направился в спальню, даже не оглянувшись на позднюю гостью. Раздевшись, он улегся на мягкую кровать, закинув мускулистые руки за голову. В эту секунду Антон напрочь позабыл и о присутствии очаровательной блондинки, и о своем неосуществленном желании — обо всем на свете.

Только один вопрос интересовал его по-настоящему: зачем понадобилось привлекать к ответственности заурядного служаку, который то ли в спешке, то ли еще по какой причине, но уж никак не по злому умыслу забыл об устном приказе? Что-то во всей этой истории не вязалось, но что?.. Вот это и предстояло выяснить в ближайшем будущем.

Предаваясь размышлениям, Антон не заметил, как в спальню вошла Маша. Она по-прежнему оставалась лишь в легкомысленных трусиках, оставив небесно-голубое платье и эластичные колготки на кухне.

Осторожно ступая, как будто шла по многочисленным осколкам разбитого стекла, девушка приблизилась к кровати и тихонько скользнула под одеяло, прижавшись трепетным телом к сильному плечу мужчины.

Антон хотел отстраниться, но ласковые женские руки обняли его могучий торс, а чувственные губки жадно припали к его губам.

Он ощутил, как проваливается в бездонную пропасть — голова закружилась, словно после доброй порции крепкого вина, а по телу пробежал нервный озноб.