Юрий Рогоза - Америкен бой

— Ну, теперь тебе точно конец, — зашипел Косой, вытаскивая пистолет. — Жаль, что ты бегать не умеешь, ну так мы тебя катнем…

— А! — как бы догадался Паша. — Ты меня пугать вздумал? Ну, пугни, пугни… Стрельни, А потом попробуй отсюда ноги унести. — Это в городе стрелять в удовольствие, там никто не знает, то ли хлопушка, то ли «Макаров». А тут тебя вычислят быстро, даром что калеки…

Сообразив, что Паша говорит правду, Косой с сомнением спрятал пистолет обратно в карман и, как бы что-то решив для себя, подошел к ограде и снял одну из решеток.

— Ну-ка, катни его, — велел он второму блатному. Тот опасливо обошел Пашу сзади и сильно толкнул ногой. Коляска заскользила к распахнутому проему вниз, но в последний момент Косой ее остановил:

— Ну, чего, обрубок? Полюбуемся на мир с высоты? Летать любишь?

— Можно и полетать, — спокойно ответил Паша, понимая, что сейчас он беспомощен и никого из врагов ему не достать.

— Полетаешь еще, дай срок, — Косой снова сильно пихнул коляску и та отъехала на середину крыши. — Ну, козел, вспоминай, кому ключи от машины оставлял?

— А я и не забывал, — чуть печально ответил Паша, глядя не столько на блатных, сколько на пейзаж. — Только вам, подонкам, этого знать не обязательно. Он к вам сам придет. И представится…

— Искать его где, отвечай! — истерично сорвался Косой и сделал блатному знак, чтобы тот снова катнул Пашу к краю, где опять перехватил его. — Ты что думаешь, мы тебя тут по крыше покатать приехали? Быстрей давай, колись, а то времени у тебя ни черта уже не осталось!

— А многих он уже положил? — с интересом спросил Паша и в глазах eгo неожиданно заблестели веселые, но чуть маниакальные искорки. — Поглядеть, как у вас от страха яйца сводит, близехонько он подошел. Недолго вам и ждать его… Чего зря время терять? Я же говорю, он вас сам найдет…

— Ах ты, сука! — Косой изловчился и врезал-таки Паше, разбив в кровь рот.

Пашу, однако, этим ничуть не огорчил. Он безразлично выплюнул выбитый зуб и даже не проводил его прощальным взглядом. Наоборот, казалось, что с разбитыми губами он сделался еще веселей. И еще безумней.

Косой попытался было еще раз катнуть его на середину крыши, но Паша тут извернулся упруго и, цепко ухватив того за горло, вдруг завалил на себя. Продолжая держать, подтянулся к самому краю:

— Чего задергался, падла? — Паша смеялся, легко удерживая Косого одной рукой. Тот сначала попытался выдираться, но зависнув на четырехэтажной высоте замер. — Не нравится? Нет, ты глянь вниз! Неужели тебе не нравится?

— Отпусти! — заверещал второй блатной, не зная как подступиться к Паше. — Отпусти его, сука! Мы уйдем, уйдем! Клянусь мамой!

— Нету у тебя мамы, сучий потрох, — хохотал Паша. — А отсюда ты один уйдешь, а этот уж мой…

Тут Косой попытался извернуться и сунулся было рукой за пистолетом, но Паша движение это уловил:

— Никогда вам нас не взять, — закричал он. — Мы сильные! Ну, сдыхай, сволочь, полетели!..

И он отпустил руку, которой держался за поручень.

Коляска медленно стала наклоняться, Косой взвыл, но деваться было некуда. С велосипедным дрызганьем оба полетели вниз.

Второй блатной попятился, облизывая пересохшие губы, и помчал по лестнице, шарахаясь от калек. Он даже не взглянул на два тела, что распростерлись в луже крови перед корпусом. Как сумасшедший пронесся он по аллеям и вскочил в машину:

— Погнали отсюда, Костик.

— А где?..

— Погнали, говорю! — истерично завизжал блатной. — Пока нас не раздавили тут…

Машина круто вырулила со стоянки и ходко пошла в сторону города. Приблизительно через километр им навстречу прошел патрульный милицейский «УАЗ».

Старший по группе обратил внимание на «жигуленка», но притормаживать не стал. Просто связался по рации с постом ГАИ по развязке:

— В вашу сторону мчат «Жигули». Грязные. В салоне двое. Задержать. Я сам на обратном пути приторможу, разберусь…

Меланхоличный майор в следственном изоляторе пил чай, когда Железяка зашел к нему.

— А, — узнал его майор. — Славик! Привет. Как поживаешь?

— Хреново, — честно ответил Мухин. — Ты чего, не слышал? Арестовывать некого.

— А! Ну как же, слышал. Так чего ты кручинишься? Чаю хочешь?

— Налей. С утра не ел ничего….

— Может, баланды тебе попросить? — без всякой подковыки просто спросил майор.

— Вот спасибо-то!.. — обиделся Мухин. — А отоспаться в камере не предложишь? Годика два…

На этот раз обиделся майор. Он как-то надулся, потому что по всему видно было: Мухин его заведением не восхищен.

— Зря ты так, Славик. Между прочим баланду у нас настоящие повара готовят. Не из забегаловок каких-нибудь, а из хороших ресторанов. И если им продукты хорошие дать… Чего ты улыбаешься? Я давал, пробовал. Пальчики оближешь. Да и из того барахла, что я на складе получаю, готовят не халтуря, потому как в зону страсть не хотят. И кушают мои зеки не помои, а заведомо получше, чем ты, в столовке своей загаженной…

— Ладно, — не столько соглашаясь, сколько из уважения к патриотическим чувствам майора ответил Мухин. — Давай своей баланды. Проверим.

— Нет, подожди. И по поводу отоспаться. Вот если у меня кто из вертухаев с женой там повздорит или еще что, куда думаешь идут?

— Да ясно уж, в тюрьму…

— В нее, родимую, — довольно подтвердил майор. — Здесь же тишина, покой… Душ есть. И лучше чем тут, тебе нигде не отоспаться. А воспитательные цели? Тут, по секрету тебе скажу, начальник твой, сам полковник сынишку приводил. Шустрый такой мальчуган, лет пятнадцати. Уж не знаю, что он там натворил но папа его по дружбе на трое суток в одиночку. Лично попросил, чтоб в соответствии с Уставом. Ну, бить его, конечно, не били, но через трое, суток вышел он — что твой поэт. Светился весь… Тюрьма вещь страшная, но иногда очень помогает.

— Собственного сына? — не поверил Мухин.

— Ну. А это знаешь, как прививка. Конечно, если больше трех дней, неделю там, месяц, привыкает человек, жить начинает. А вот три дня — в самый раз. Да суток хватит. Вот приведут, разденут, обыщут… Вежливо, без битья. Стенки, решетки. Часов нельзя, спичек нельзя, бумаги нельзя, карандаша нельзя… Ну, шнурки-там, ремень, само собой… Впечатляет. Я бы многих малолеток вот так сажал. Пока ничего тяжкого не совершили… Так согласился на баланду?

— Давай, давай… Хоть съем чего. А то сейчас как выйду от тебя на свободу с чистой совестью, и такая мне круговерть предстоит, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Майор позвонил по, местному телефону, распорядился, чтобы ему баланду на проверку прислали, при том Мухину заговорщицки подмигнув:

— Это у меня шифр такой. Сейчас принесут — закачаешься… Так что, говорят Близнецов стирают?