Юрий Рогоза - Америкен бой

Дальше. Об остальных убийцах вообще ничего неизвестно. Никто не видел, следов никаких нет. Где они сейчас? Неизвестно.

Ладно. Если неизвестно, где они сейчас, то, возможно, стоит попытаться предположить, где они будут? Ну, к примеру, сегодня вечером.

А что-то подсказывало лейтенанту, что и сегодняшний вечер не пройдет тихо. Было такое ощущение, что убийцы спешили, торопились все дела к какому-то сроку закончить. Словно на поезд опаздывали. И, судя но темпам, дел у них осталось еще на сегодня да на завтра. А завтра суббота.

Может, по воскресеньям отдыхать привыкли? Что такое может произойти в воскресенье?

Брезжила мысль, что все-таки это дело рук органов. Причем весьма компетентных. Главное разедывательное управление могло такое провернуть и никого в известность не ставить. Но тоже не сходилось. Пусть немного, но знал Железяка почерк и методы ГРУ. Это организация серьезная, никаких свидетелей он бы не нашел. И трупов было бы не в пример больше. В том числе и из числа случайных свидетелей. Девочку ту, из квартиры которой убийца за ним, лейтенантом Мухиным, наблюдал, наверняка бы тоже «почистили». А ее не тронули. Свидетеля оставили. Нет, ГРУ своих методов не. меняет. Не они это. Да и мелки для них Близнецы.

И кто-то из Управления постоянно Близнецов информирует. Ну, в прокуратуре у них свои люди есть, это ясно. И судя по тому, как его мытарили с просьбами найти злоумышленников, Близнецы тоже были не в курсе относительно противника.

С Управлением же дело серьезнее. Железяка не любил двойных агентов, от них всегда были одни неприятности. Но он готов был потерпеть для пользы дела, только следовало выяснить, кто же этот агент.

Кое-какие мысли по этому поводу как-то сами собой у него в мозгу прокручивались. Так, прямо тут, в машине, он открыл свою папку и посмотрел, кто составлял протокол допроса с вдовой, свидетельницей отъезда убийцы с берега.

Его еще в первый момент удивило, что в протоколе не было номера машины, а вдова говорила, что называла его.

Протокол составлял Краснов. Это ничуть лейтенанта не поразило. Он вспомнил, как тот шумел, когда брали… Кого же тогда брали? Неважно. Шумел, и создавалось впечатление, что нарочно. Он же мог и адрес владельца «Запорожца» выяснить по номеру, а потом — где тот находится. Мог подслушивать под дверью и предположить, что Железяка идет на встречу с Костиком. И брат у него что-то на удивление много мог заплатить за езду на чужой машине.

Надо было это, конечно, проверить, но Железяка теперь почти не сомневался, что именно Краснов и есть «двойник». Во всяком случае, следовало в отношениях с ним исходить именно из этой версии.

С невеселым чувством подъезжал лейтенант к Управлению. Ничем-то он блеснуть не мог. Дело как было фантомным, так таким и оставалось. Ничего они не знали и версий предложить не могли.

Ник по дороге в гостиницу зашел в универмаг и купил спортивную сумку. Из Пашкиной квартиры он вышел с какой-то страшной хозяйственной катомкой и, конечно, в гостиницу с ней заявиться не мог. Там же, в универмаге, он несколько раз заходил в разные отделы мерить то те, то другие вещи. Но ничего не покупал, а только потихоньку переодевался. В конце концов он превратился опять в американца и с русского языка перешел на английский.

Еще с того момента, как он решил начать действовать, он взял за правило в американском обличье по-русски не только не говорить, но и не понимать, предпочитая во имя легенды слушать отвратительный английский местной прислуги.

Все это позволило ему совершенно спокойно и ничуть не волнуясь пройти мимо дома, в котором он утром взорвал Зелень и вокруг которого еще топталась поредевшая милиция, в сторону гостиницы.

Он даже не позволил себе сочувственно поглядеть в сторону «Запорожца», которого обманул: обещал починить, отрегулировать, а на самом деле уничтожил. Конечно, не машина была, но ездила. А вот судьба как с ней распорядилась.

Вернувшись в гостиницу, Ник первым делом поднялся в номер и принял настоящий душ. После поспешного мытья в Пашкиной квартире он не чувствовал себя чистым. Заодно пришлось сменить и белье. И рубашку. К счастью, чистых вещей еще было много, включая то, что Деб, снаряжая его в дорогу, называла «приличный костюм на всякий случай».

Как это ни странно, Ник решил, что теперь этот костюм будет ему как раз кстати. Он оглядел его и до вечера повесил в шкаф.

А сам, одевшись, направился в ресторан.

Обед он начал с тщательного изучения меню. Шиковать особенно не хотелось, но в целом было желание немного расслабиться, ну, поесть, что ли.

Поэтому были заказаны закуски, рюмка текилы в качестве аперитива, которую подали в совершенном соответствии с традицией: с маленькой солонкой и долькой лимона. Затем последовали тосты с сырно-чесночным маслом, красная рыба в невероятно пряном соусе и тоже с лимоном. Это уже запивалось минеральной водой, и Ник подивился тому, как изменился его вкус. Когда-то он любил «Боржоми», но сейчас эта вода показалась ему морской, только загазированной и расфасованной в бутылки. Решив не пересиливать себя, он спросил другую, а когда другой не нашлось, велел принести «simple», то есть из-под крана. Эта показалась вкуснее.

Затем последовал суп, гордо обозначеный в меню как «похлебка по-купечески». Ник ждал от нее разнообразных подвохов, но на этот раз они его миновали. Суп был вкусным, наваристым, и ему в который раз пожалелось, что в Америке суп не особенно в чести.

На горячее он выбрал шашлык. Но есть его уже не мог. Во-первых, был он жестковат, во-вторых, переперчен. А в-третьих, Ника посетила типично русская сытость, что сродни обжорству. Он в некотором помутнении сознания от обилия сытной еды выпил чашечку кофе без всего и, всем телом чувствуя обед, который, кажется, был повсюду и даже тяжело плескался в ногах.

Строго говоря, так обжираться не следовало. Но еда выполнила функции транквилизатора. Ник был совершенно, убийственно спокоен. Он еле добрался до своего номера и, глянув на часы, позволил себе около сорока минут поспать.

Близнецы ехали на встречу с Челюстью, о которой просил он сам. Их империя рассыпалась по страшной скоростью, но, пожалуй, никто, кроме Старшего не мог со всей полнотой отдавать себе отчет в том, что, в сущности, ее уже просто нет. Все, что происходило после смерти Зелени, было агонией. Или, если не агонией, то возвратом назад на два года, когда они были мелкими рэкетирами.

С Зеленью ушли почти все деньги. Конечно, оставались и счета в нездешних банках, и кое-какая недвижимость. Но пропали те деньги, что были в обороте. А было их немало.

Всю документацию юридической фирмы арестовали. В другое время Старший мог бы серьезно нажать на кого следовало, и вернули бы все, не читая. Но он сегодня уже имел разговор с одним своим человеком из прокуратуры. Тот раньше был — сама любезность. Подарки принимал, сука. И вещами, и в конвертах. А теперь разговаривал сухо, обещать ничего не спешил.