Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

— Откуда ты родом, парень? По базару вижу, не местный.

— С Украины. Приехал из города Жмеринки.

— Живешь, видать, в общаге?

— Где же еще? Квартиру пока не заработал.

Лицо незнакомца периодически озаряла странная улыбка, в которой принимали участие в основном тонкие, бескровные губы. Нос у незнакомца напоминал перетянутый хоботок какого-то отдаленно знакомого животного, и так же как губы отливал белизной.

— Проходите в квартиру, молодые люди, посидим, поговорим. У меня жена тоже с Украины, из Харькова. Мы в разводе.

Холостяцкая квартира была по советским понятиям огромной. Четыре комнаты дышали запустением. Кухонный стол уставлен бутылками из-под дешевого портвейна. В раковине громоздилась грязная посуда, валялись горелые спички и окурки.

Они выпили. Франц поведал неудобства жизни в общежитии.

Безапеляционным тоном Сотников Алексей заявил:

— Будешь жить у меня. Я постоянно в командировках. Места навалом.

Эту летнюю ночь они коротали в степи, а на следующий день Франц перебрался жить к Сотникову.

Когда Сотников отсутствовал, для них наступал нескончаемый праздник любви. Но когда хозяин приезжал, в квартире начинались пьяные оргии, в которых принимали участие люди совершенно озверелые из-за бессрочного пребывания в степи на стройках пятилеток.

Молодость Франца и красота Наташи вызывали зависть. Франц и Наташа все чаще слышали в свой адрес пошлые, циничные шутки, при появлении в зале — идиотские перемигивания.

В меру возрастания опьянения положение начинало меняться.

— Эй, Франц, мы слышали, что твои предки были поляками? — разговор затеял сам хозяин квартиры, который, как Франц уже убедился, был человеком завистливым и злобным.

— Да, мои дед и отец поляки… Ну и что?

— А то, — неожиданно вскочил с налитыми кровью глазами Сотников, — что поляки убили моего отца!

Совершенно неожиданно Сотников подскочил и ударил Франца кулаком в лицо. Собутыльники его поддержали, Франц получил еще несколько ударов.

Вытирая с лица кровь, Франц выскочил в прихожую, где столкнулся с Наташей.

— Что случилось, что!? — чисто по-женски допытывалась она. Он взял ее под локоть и насильно вывел в подъезд.

— Уйдем отсюда. Эти скоты перепились. Завтра я с Алексеем побеседую, а эту ночь переночую в общаге.

На следующий день Франц пришел к Сотникову. Тот лежал на диване, обхватив голову руками. Собутыльников не было. Не говоря ни слова, Франц начал собирать свои вещи.

Сотников, бледный как полотно, подошел к Францу.

— Франек, ты куда? Брось обижаться. Пойми, жизнь у меня, как у собаки, нервы сдают.

— Это не повод, чтобы прыгать с кулаками и натравливать своих бичей. Я не знаю, что тебе сделали поляки, но лично я ничего плохого не делал. Какого черта ты меня приглашал к себе жить?! Узнав твой характер, я понимаю почему от тебя ушла жена.

— Франек, не уходи. Даю тебе слово, что такое больше не повторится.

— Ладно, посмотрим. Но запомни, в следующий раз на меня кинешься — я из тебя сделаю отбивную.

Они помирились, и это примирение было величайшей ошибкой художника. На следующий день Сотников уехал на строительство. Больше месяца Франц и Наташа прекрасно проводили время. Сотников нагрянул неожиданно с друзьями и полными сумками вина. К Францу он обращался заискивающе, что всегда настораживает человека мало-мальски умудренного жизнью. Так на первых порах облекается коварство. Где-то за полночь пьяная компания убралась. Вскоре Сотников возвратился и постучал в дверь комнаты, где находились Наташа и Франц.

— Франек, внизу возле подъезда гуляют твои друзья, просили, чтоб ты вышел.

На улице, в свете фонарей Франц огляделся. Никого не было. В груди проснулось нехорошее, тягостное чувство. Перепрыгивая через ступени, он быстро поднимался на четвертый этаж. Уже на втором этаже он услышал отдаленные крики.

— Отпусти, гад!.. Франц!.. Франц!.. Отпусти, животное!..

Дверь оказалась запертой изнутри. Несколько ударов кулаком ни к чему не привели. Франц с разбегу методически стал вышибать дверь плечом. После серии ударов раздался треск. Еще удар, и дверной косяк вылетел вместе с замком. В освещенном зале на проходе в спальню он увидел картину, которая никогда не исчезнет из ячеек его памяти. Голый Сотников с разбитым лицом занес топор над головой обнаженной Наташи.

— Не подходи, зарублю!!! — рычал он.

В его глазах Франц увидел злобу и исступленность человека, жаждущего пролить кровь. Франц понял: если не отступить — это значит погубить Наташу. Он сделал шаг назад. Рука Сотникова обмякла. Но, подталкивая ее к выходу, держа заложницей, он продолжал размахивать топором над ее головой. Шаг за шагом они оказались на лестничной площадке.

— Изрублю и пинками сброшу с этажа куски мяса, — рычал Сотников. Через мгновение он резко вытолкнул девушку на лестничную площадку.

Франц выжидал, когда Сотников отпустит Наташу. Прыжок — и лампочка с обрывком провода оказалась в руках Франца. Обрывком импровизированной плети он молниеносно хлестнул Сотникова по лицу. Через мгновение Сотников орал благим матом. Рука, в которой он держал топор, трещала на колене Франца.

— У-у-у!.. сломал руку, падло… отпусти!!!

Остервенелый от бешенства, Франц поставил Сотникова на ноги и, не отпуская, методически бил кулаком по лицу.

Злость постепенно утихала. Отбросив Сотникова, который мешком свалился в прихожей, Франц снял с вешалки плащ и отдал Наташе. Набросив плащ ей на плечи, он повел ее к знакомым.

Ночью Франц не сомкнул глаз. То, что произошло, повергло его в глубокую, еще не испытанную в жизни депрессию. Этот черный, преступный город подарил ему любовь, и в то же время нанес страшный удар. Наташу изнасиловали, в этом есть и его косвенная вина. Эта мысль сводила с ума.

Она его не обвиняла. Когда они прощались, она, словно слепая, устремила взгляд в пространство, а из глаз бежали слезы.

Как только забрезжил рассвет, Франц оделся и покинул общежитие. По дороге в микрорайон, где он оставил Наташу, ему встретились братья Тагир и Фуат. Он поздоровался, но, не желая вступать в разговор, быстро прошел мимо.

— Падажди, земляк. Кажется, тебя зовут Франц?.. Ну, ты в натуре разогнался, давай побазарим.

Франц остановился. Высокие, стройные, с лицами украшенными орлиными носами, они принадлежали к тем типажам, которые понимающие люди называют уголовными. Оттопыренные маленькие уши подтверждали это сходство.

— Я, парни, спешу.

— Ночь закончилась, куда спешишь? — осклабился Тагир.

Второй разразился неприятным смехом и многозначительно добавил:

— А волка ноги кормят в основном ночью. Послушай, Франц, я хотел тебя спросить: ты что, по национальности поляк?