Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

— Вот вы без чифиря жить не можете, все одеяла пожгли. А как вы его пьете… с сахаром. Все понятия растеряли. Разве старые зэки пили чифирь с сахаром? Кстати, Харасанов, как у вас дела, никто не обижает?

Намек остался понятным, но земляки слова, сказанные офицером, обратили в пользу Константина.

— Был бы он настоящий мент, ани бы на него бочка не катил. Ани знают, что Харасан атпустила Терешок.

Примитивная ложь смешила Константина. Честно говоря, на свободе он, интеллектуал, был далек от какого-либо участия в жизни вверенных ему зэков. В спецкомендатуре он почти не бывал. Всю работу проводили офицеры-отрядники, большинство из которых упивались властью над людьми. Никакого Терешка, авторитета карагандинского уголовного мира, он не знал. Но землякам, фактически его спасшим, был искренне благодарен. Эти люди, бывшие в огромной стране негласно на положении людей второго сорта, осознавали, что они меньшинство и самоотверженно, с риском для себя, вытягивали падающих в бездну земляков. О русских, украинцах, белорусах, к сожалению, этого нельзя было сказать. Моделируя государственную власть в тюрьмах и лагерях, они неосознанно продолжали политику правящего класса: исполняли роль цепных псов, не щадящих даже своего брата славянина.

На свободе у Харасанова было занятие поинтересней, чем ковыряться в жизни этих исковерканных судьбой людей. После того, как у себя дома, в Баку, его друг, начальник милиции одного из районов города, подарил ему новенький японский ксерокс, жизнь его резко изменилась. Сначала были книги известных диссидентов, которые имели огромный спрос на “черных” рынках городов Казахстана, затем пошли дипломы вузов, водительские права и масса другой документации. Продукцию скупали надежные агенты. Деньги плыли, текли, бурлили, как сибирские реки. Часть денег он сумел поместить в зарубежные банки, другую часть распихал по многочисленным тайникам страны. Насколько гениально был поставлен бизнес, настолько же банально провалился. Один из агентов по продаже дипломов свалился в стельку пьяным неподалеку от известного в городе ресторана “Орбита”. Элегантного мужчину повезли в вытрезвитель, где у него из карманов изъяли пакеты с дипломами. Началось следствие. Молодая жена Харасанова, которая имела хороший почерк и порой заполняла фальшивые документы, продала его, как говорят, с потрохами. Прихватив с собой деньги, использовав его связи, она успела сбежать за границу. В итоге он остался один за стенами печально известной тюрьмы страны.

Приобретенные на воле барские замашки здесь, в тюрьме, воспринимались однозначно — враждебно. В этом, по сути дела, не было ничего удивительного. Чувство комфорта этим людям было так же известно, как, скажем к примеру, эфиопу верхоянские морозы.

Немного освоившись в душной камере, перед сном Константин раздевался догола. Это сразу заметили. Посыпались колкости.

— Земеля, ты случайно на воле не был голубым?.. Если что, прыгай ко мне… Адин раз не пидерас!

Пришедший с малолетки борзачек схватил край замусоленного одеяла и потянул на себя. Посыпались сальные шутки. Крепко скроенный Филя продолжал стягивать с Константина одеяло. Харасанов спрыгнул с “вертолета” [22] Нары, топчан .

Все в камере были уверены, что грузный азербайджанец не устоит перед сгустком молодой энергии. Молниеносный прыжок Харасанова решил исход боя в несколько секунд. Неуловимым движением Константин схватил Филю за шею и защелкнул “английский замок”. Раздался хруст шейных позвонков. Еще движение, и он бросил противника через бедро. Оскалив зубы, широко расставив ноги и руки, он стоял в позе греческого борца.

— Ну, кто следующий, падхади!

Камера подавленно молчала. Такой прыти от мента никто не ожидал. Один из авторитетов деланно весело сказал:

— Ого, да ты, пахан, приемы знаешь, — и тут же многозначительно добавил, — но не забывай: против лома нет приема… Харошая заточка — и ты жмурик [23] покойник, мертвый. .

Это Константин знал. Знал он и то, что в этих стенах страх, как и сила, является основным аргументом в решении любого спора.

— Запомните, орелики, у меня черный пояс. Если мне будет нада, я с любого спрошу.

С питанием в камерах общего режима было получше. Этих заключенных на воле еще помнили. В камеру ежедневно приносили передачи. После инцидента с Филей Харасанову опять пообещали добавить три года за нанесение тяжких телесных повреждений. В другую камеру его не перевели. Чем это объяснялось он понять не мог.

Некоторые камеры с особого разрешения администрации выводили на работу. Заключенные не покидали территорию тюрьмы. В подвальных этажах тюрьмы находились рабочие камеры. Там сколачивались ящики, клеились коробки, выполнялась другая несложная работа. В таких камерах заключенные обменивались новостями, приобретали чай, водку, супинаторы и анашу. Если для обычных заключенных вывод на работу являлся отдушиной, то для тех, кто терпел от клеветы или был в чем-то виновен, вывод на работу часто имел трагический исход. Если состав камер не смешивался во время ввода в рабочую камеру это происходило в каждую пятницу при посещении тюремного кинотеатра. В подземелье собиралась куча народу со всех режимов. Более удобного места для сведения счета невозможно было представить. К тому же в гигантской камере тушили свет. Оставалось только наметить жертву и выбрать палача.

После обеда открылась кормушка и прапорщик крикнул:

— Камера тридцать пять, на выход!

Земляк скороговоркой шепнул: “Не ходи, брат, они и камеру нашу включили в рабочую, чтоб выдернуть тебя на кодляк [24] Сборище воров, босяков, оборванцев, голи перекатной … закоси больным”.

— Эй, начальник, я не пойду. Болит живот! — крикнул Харасанов.

У них все было продумано и подготовлено. После слов Константина два крепких “дубака” подскочили к нему и, заламывая руки, поволокли к выходу.

— Давай, давай на выход! Одному оставаться не положено! Может ты повеситься хочешь, а нам за тебя отвечать!

Земляки сделали попытку прийти на помощь.

— Командир, мы тоже остаемся… чем-то траванулись.

— Вы чё, суки, специально!? — прапорщик выпучил глаза. — Тогда вся хата останется, а завтра доложу, чтоб вас больше на работу не выводили.

Старый, испытанный метод сработал как всегда мгновенно. Сокамерники озлобились.

— Харош дуру гнать! Из-за вас мы терпеть не будем! Все — так все! Адин раз в кино разрешили, а они всех подставляют!

Когда он вошел в импровизированный кинотеатр, еще горел свет. Серая масса восседала на длинных лавках. “Человек сто будет, — прикинул Харасанов. — Сейчас начнется”.

— Привет, братаны… вы с какой хаты? — раздались крики.