Олег Алякринский - Гастролер

— А ты-то, Медведь, сам как сейчас живешь? Небось при бабках? Небось все промышляешь?

А когда они сели в тесной комнатушке на продавленные стулья, веско заметил:

— Не беспокойся, Андреич, бабки у меня есть. И если ты мне поможешь, я помогу тебе. По этому делу и пришел. Нс с условием: как ты меня в тридцать мохнатом году в оборот взял, так я хочу тебя сейчас использовать. Баш на баш. Многого от тебя я не потребую. А за труды получишь сполна. — Медведь сделал многозначительную паузу. — А там уж сам решай: выгодное это дело для тебя или нет. — По загоревшимся глазам бывшего энкавэдэшника Медведь понял, что тот счел дело явно выгодным и возможным.

Придвинувшись к Рогожкину, Георгий Иванович заговорил уже шепотом…

На следующий день после второй, куда более плодотворной встречи с Рогожкиным, получив у него десятка два крайне интересных копий документов, таких же, какие хранились в архивах НКВД, Медведь позвонил одному очень известному московскому адвокату, специализирующемуся на серьезных уголовных делах, Сергею Варфоломеевичу Коставе, и условился с ним о встрече. На Коставу, через длинную цепочку посредников, вышел Егор Нестеренко: ему рекомендовали Коставу в президиуме Академии наук, дав высочайшую рекомендацию этому талантливому адвокату, способному вести переговоры с прокурорскими работниками любых рангов.

Пригласив Сергея Варфоломеевича к себе в Кусково, Медведь изложил ему суть возникшей щекотливой ситуации и показал добытые через Рогожкина копии актов приемки документов, извлеченных из личных сейфов обитателей «дома на набережной», а также собственноручное письменное подтверждение Рогожкина о том, что Георгий Иванович Медведев в 1936–1938 годах привлекался к сотрудничеству с органами НКВД в качестве технического инструктора.

— Эту бумагу можно будет пустить в дело только в самом крайнем случае, — уточнил Медведь.

— Я вас панимаю, дарагой Гэоргий Иванович, — с легким грузинским акцентом произнес адвокат, с интересом оглядывая роскошный интерьер кабинета, в котором его принимал загадочный клиент. — Нэ каждый саветский челавек, тем более вашего, извините, палажения, желал бы абнародовать такой, скажем так, нелицеприятный кампромат. Я и сам нэ пэрвый год за рулем… Вы поймите: меня савершенно нэ интересуют ваши атнашения с товарищем… — Костава заглянул в блокнот, — …Рогожкиным. Но это харошо, что такая бумага имеется. И я ее все же пущу в ход незамедлительно, чтобы сразу выбить у абвинения почву. Ведь если дэло дайдет до суда, то будьем выводить на то, что в тридцать девьятом году вы палучили срок по уголовной статье для сокрытия савершенных в условиях культа личности преступлений против государства и советского народа… Вас же асудили за попытку аграблэния бухгалтерии ленинградского Речфлота? Будьем придерживаться версии, чта вы палучити от этого самого Рогожкина приказ взъерошить Речфлот на предмет выявления тайных связей его руководства с германской разведкой… И тогда ваше асуждение можно будет квалифицировать как нэзаконное и, более того, можно потребовать вашей полной реабилитации как жертвы ежовщины… В смысле бериевщины… Вот примерно так.

— Да, Сергей Варфоломеевич, — уважительно качнул головой Медведь, — теперь я вижу, что вы и впрямь ас своего дела. Но тут есть одна небольшая загвоздка. Я ведь действительно вор, медвежатник. И в Казани в тридцать седьмом меня этот самый Рогожкин взял на банальном грабеже. Я вскрыл сейф на оборонном заводе и выкрал большое количество промышленного золота.

Адвокат улыбнулся и снова огляделся по сторонам. Было ясно, что роскошная обстановка особняка Медведя его сильно поразила. Помолчав немного и делая вид, что любуется дорогими картинами в золоченых рамах, он продолжал:

— Все это я прекрасно панимаю… Вор, медвежатник… Но ведь пасмотрим на это с другой стараны: нэ пойман — нэ вор, как гаварится. В юриспруденции нэ существует панятий правды и лжи. Есть только установленный факт и подтвержденное свидетельство! В ряде стран даже самооговор нэ принимается судом во внимание. Мало что-то сказать — надо еще доказать сказанное, подтвердить вескими материальными уликами. Вот к этим понятиям мы и будем с вами апеллировать. Но, кроме них, нам нужны еще и улики, пусть косвенные… Вы, как человек, в уголовном кодексе разбирающийся, поймете, что ни адно из доказательств нэ имеет преимущественного значения, но это ведь только в теории. Важен психологический фактор.

— Я понимаю вас, Сергей Варфоломеевич, — сказал Медведь, молча и внимательно слушая адвоката, — Что конкретно еще вам для этого дела будет нужно? Спрашивайте!

После того как в дело включился адвокат Костава, на все допросы в прокуратуру Медведь приходил только в его сопровождении и на все задаваемые следователями вопросы величаво отвечал:

— Обращайтесь к моему адвокату!

А в конце допроса, прощаясь, добавлял:

— Если у вас возникнут какие-то дополнительные вопросы, мой адвокат даст на них полный и исчерпывающий ответ.

Поняв, что имеют дело с сильным противником, способным дать серьезный, юридически чистый отпор, прокурорские опера маленько поумерили свой пыл, а когда Костава предъявил им справку от Рогожкина, и вовсе сникли. В конце концов дело сошло на нет и гражданина Медведева перестали тревожить повестками.

Медведь приготовился торжествовать окончательную победу и уже обдумывал, чем бы щедро отблагодарить адвоката за труды, как вдруг Костава позвонил ему поздним вечером — и голос у него был весьма встревоженный.

— Георгий Иванович, здравствуйте… Узнали? Очень харошо… Вернее, все очень даже плохо… Я уезжал на процесс в Калугу, вернулся только сегодня утром… Меня ограбили! Вскрыли дверной замок и унесли массу ценностей, в том числе документы. То есть, можно сказать, подчистую вынесли!

Медведь спросил у Коставы, заявил ли тот уже в уголовный розыск, и, когда услышал, что еще нет, посоветовал пока на Петровку не звонить, а дождаться его приезда. Через час Медведь подъехал к дому адвоката в Большом Палашевском переулке в сопровождении высокого молодого парня.

— …Значит так, Сергей Варфоломеевич, — деловито начал Медведь, войдя в квартиру. — Вы, надеюсь, понимаете, что наша работа будет несколько отличаться от работы оперов, но вопросы мы вам будем задавать примерно те же самые. А вы постарайтесь ответить на них полно и откровенно.

Он представил адвокату своего спутника:

— Знакомьтесь, отныне это ваш ангел-хранитель. Настоящего имени его вам знать, думаю, и не надо. А звать вы его так и будете — Ангел. Он будет, скажем так, решать ваши нештатные проблемы, а сейчас по случившемуся вести свое особое следствие, постарается все вам вернуть. Передайте ему, пожалуйста, список похищенного.