Девид Джонсон - Дерево Джошуа. Группа ликвидации

— Почему нас остановили? Офицер, мы же ничего не нарушали. Мы ехали со скоростью пятьдесят миль в час, никого не обгоняли и никому не мешали.

— Если остановил, значит, есть за что, — сказал полицейский.

— Помощь нам не нужна, у нас срочный заказ, нас ждут заказчики. Мы спешим.

Полицейский склонил голову набок и, усмехнувшись, скептически проговорил:

— У вас плохо накачаны задние колеса, или мне это кажется.

— Сейчас проверю, — Эдди бросился к заднему мосту и стукнул ботинком по твердому скату. — Все в порядке, офицер. Давление нормальное.

Когда Эдди наклонялся к колесу, его рубашка приподнялась, и на солнце блеснула ручка кольта. Увидев это, полицейский быстро опустил руку к бедру, расстегнул кобуру и выхватил свой пистолет.

— Да нет, нет. Вроде бы все в порядке, — продолжал говорить Эдди. Он одернул рубашку и разогнулся, с недоумением глядя на выставленный ствол полицейского пистолета.

Он сразу сообразил, в чем дело.

— Да нет, нет, у меня есть разрешение, — проговорил он.

— Но, видно, не от шерифа нашего штата, — сказал полицейский. — Какого черта вы носите пистолет за поясом?

Полицейский повел стволом оружия, показывая Эдди, чтобы тот поднял руки и стал лицом к фургону. Эдди понял, что шутить не стоит, и безропотно подчинился.

— А теперь посмотрим, что вы там везете. Открывай фургон.

Норман, раздосадованный встречей с полицией, наблюдал за происходящим в зеркало. Он еще не знал, что предпримет, но предчувствия были у него самые плохие. Он собрался уже выйти из кабины, чтобы помочь своему напарнику договориться с полицейским, как вдруг из-за поворота выехала черная машина без номеров. В выгнутой поверхности зеркала отразилось тело его напарника, рухнувшее на дорогу перед машиной. Ни секунды не раздумывая, Норман Баррет соскочил с высокой подножки и бросился на помощь.

— Эдди! — крикнул он, но добежать не успел.

Полицейский выстрелил раньше, чем Норман успел выхватить свой «кольт».

Пуля ударила ему в плечо, Нормана отбросило к стенке фургона. Он медленно съехал спиной по зеркальной поверхности на асфальт рядом со своим напарником.

— Эдди, — прохрипел он, — прости меня.

Эдди слабо пошевелил губами, и его голова запрокинулась.

— Не умирай, не умирай, Эдди, — шептал Норман, протягивая к нему окровавленную руку.

Пальцы его чернокожего друга судорожно сжались и замерли. Теперь уже навсегда. Кровавая пелена закрыла глаза Баррету. Он не мог увидеть, как рухнул на пыльный асфальт смертельно раненный офицер полиции, который их остановил.

Субъект в широкополой шляпе и темных очках бросил еще дымящийся пистолет на сиденье машины и сел за руль, захлопнув дверцу.

Черная машина без номеров исчезла за поворотом, оставив после себя тучи пыли. На шоссе лежали три человека. Двоим из них не суждено было снова увидеть этот раскаленный пустынный пейзаж, наводящий на мысль о бренности всего живого.

Прошло девять месяцев, прежде чем Баррет смог выйти из тюремной больницы. В его ушах еще звучал приговор, зачитанный в суде: пожизненное заключение, содержание в калифорнийской тюрьме строгого режима. Всю оставшуюся жизнь ему предстояло провести за высокими кирпичными стенами и окнами с решеткой. Шагнув на больничное крыльцо, он с непривычки зажмурился от яркого солнца. Прикрыв глаза рукою, он немного постоял, окруженный охранниками, которые терпеливо ожидали его, и неторопливо двинулся к машине.

Баррет сел на жесткое сиденье, положив на колени руки, скованные наручниками. За ним захлопнулась дверь, щелкнул замок. И снова в его голове прозвучал суровый голос судьи: «Норман Энтони Баррет приговаривается к пожизненному заключению за сопротивление, оказанное при аресте, и за преднамеренное убийство полицейского. Приговор обжалованию в Верховном суде Соединенных Штатов не подлежит». Он вспомнил и свое последнее слово: «Я не виноват. Меня просто подставили. Я не убивал полицейского».

За решеткой окна проплывала дорога, по которой Норман ездил много раз. Он вспомнил свои дальние рейсы, вспомнил своего напарника Эдди, и перед его мысленным взором пронеслись годы жизни, проведенные на свободе. Теперь всего этого не будет. Дорога до тюрьмы, куда его перевозили, была неблизкой. И он жадно ловил глазами мелькающие за окном последние картины свободного мира, в котором он пока еще находился, но видел его уже, к сожалению, через решетку.

Норман не обращал внимания на сопровождавших его охранников, он не прислушивался к их разговору, не слышал рева мотора полицейской машины. Он грустно смотрел в окно, запоминая скалистый калифорнийский пейзаж с ветряными электростанциями, меланхолично вращавшими в раскаленном знойном воздухе лопастями своих громадных винтов, словно крыльями.

Притормозив, полицейская машина съехала с автострады на проселочную дорогу и помчалась в гору. Норман понял это, почувствовав по реву мотора, как тяжело машине дается подъем. Внезапно она остановилась, двери открылись, и Норман увидел, что двое охранников, перебрасываясь неторопливыми словами, вышли из машины и закурили, поглядывая вдаль. Повернув к нему головы, они внимательно, словно в первый раз, разглядывали своего пассажира. Норман насторожился. Охранники снова отвернулись, продолжая беседу.

— Послушай…

— Слушаю.

— Как там твоя жена?

— Не хуже твоей.

— А дети?

— Как всегда.

Они замолчали, чувствовалось, они говорят не столько для себя, сколько для Баррета.

— Сделаем, как задумали?

— Ясно, договорились же.

— Ну, тогда действуй…

— Отойди, им займусь я.

Они больше не говорили про дом, про семью, не вспоминали детей. В их словах звучала угроза, пока еще непонятная Норману.

Крылья ветряных электростанций крутились мерно и неумолимо, как ножи гигантских мясорубок. Их темные тени скользили по выжженной траве.

— Подожди немного, — сказал охранник, старший по званию, передавая другому карабин с оптическим прицелом. — У меня есть дело к этому придурку.

Он шагнул в машине, заслонив от Нормана солнце.

— Ты иди пока погуляй, — отправил он своего младшего напарника.

— А ты, козел, вылезай, разберемся.

Норман не спросил, зачем, и остался сидеть.

Полицейский настаивал.

— Нам еще двадцать минут осталось ехать, по моим расчетам.

— Давай вылезай.

Второй раз за этот день Норман зажмурился от яркого света и ступил из машины на горячую каменистую землю. Даже сквозь подошвы ботинок он ощущал, какими острыми были камни на этой проселочной дороге.

Полицейский толкнул его в спину:

— Давай быстрей!

И, подгоняя в спину, повел прочь от машины.

Они шли медленно. Полицейский был явно недоволен этим, но Баррету некуда было спешить.