Юрий Мокшин - Узники смерти

— А что рассказывать? Женат, двое детей — мальчик и девочка…

Тут я сообразил, что сделал промашку, сказав майору о детях. Это обстоятельство могло завязать ему язык.

— Работаю как умею, — быстро продолжал я. — В общем, кое-как перебиваемся.

Зотов налил еще по рюмке и знаком предложил присоединиться к нему.

— За тебя, Юра, за твою семью. Хотя скоро будет еще хуже.

Я терпеливо ждал, кода майору надоест говорить одними загадками, постепенно подводя его к нужной мне теме.

— Дмитрий Николаевич, — спросил я, — а куда вы потом исчезли? Я вернулся из отпуска, а вас уже и след простыл, и никто толком ничего не знает. Или молчали?

— Нет, не знали.

Я понял, что попытка Зотова сохранить тайну — всего лишь последняя вялая схватка перед капитуляцией. Он сам об этом знает и сам этого хочет. Майор опять уставился на меня и долго изучающе смотрел. Спиртное постепенно стало развязывать ему язык и момент откровения настал. Вздохнув, он произнес:

— Если ты так настаиваешь, я расскажу тебе все с самого начала. Дело тут не в смерти Елены Николаевны, хотя для меня это самое главное. Все вертелось вокруг совершенно другого светила. Мы оказались втянутыми в игры высшего порядка и, естественно, не могли не поплатиться за это.

Он тяжело вздохнул и как-то по-театральному, трагично махнул рукою.

"Ну, майор, понесло тебя, — с тревогой подумал я, глядя в его осоловевшие глаза. — Сейчас либо меня запугает, либо сам испугается и замолчит."

Возникла опасность так ничего и не узнать, и я решил срочно форсировать события.

— Вы все говорите вокруг да около. — обиженно произнес я. — Может быть раскроете простому наивному обывателю свои карты.

Майор натянуто улыбнулся:

— Надеюсь, ты помнишь, что восемьдесят третий год был годом Андропова?

Я кивнул головой: "Еще бы я не помнил!"

— Его приход к власти, — продолжал Зотов, — очень многим пришелся не по душе, и это вполне соответствовало планам нового генсека. Конечно, Андропов знал, на что идет, но переоценил свои силы и недооценил силы противника. Грандиозный план, который Юрий Владимирович начал претворять в жизнь, ударил прежде всего по нему самому. Но автор готов был пожертвовать собою ради победы своих идеалов. Даже свою собственную смерть Андропов предусмотрел в том чудовищном замысле, что стал затем продолжать его ученик, а ныне Великий президент и реформатор. Причем преемник и понятия не имел, что является обычной, хотя и центральной куклой спектакля.

— Кого вы имеете в виду: Горбачева или Ельцина? — перебил я.

— Они оба стоят друг друга и оба тщательно готовились на свои роли. Миша подбирался на роль "хитрого", а Борис на роль "прямолинейного".

Пока мне были неясны эти определения, но я не. стал задавать вопросов, надеясь найти им объяснения по ходу рассказа.

— Корни этой истории уходят глубоко в прошлое, но ветки ее дотягиваются до сегодняшних дней и будут тянуться далее, пока до конца не выполнят заветов Андропова. Он был великим человеком и страшным человеком!

Майор замолчал, наблюдая как содержимое рюмки переливается в свете цветных лампочек бара. Затем, как бы продолжая ход своих витиеватых мыслей, спросил:

— Ты думаешь, "новые" будут лучше "старых"?

Я уж и не знал, что ответить. Зотов скорчил кислую мину:

— А ты уверен, что через энное время гэкачепистов не возведут в лоно святых мучеников? Ты уверен, что они не окажутся августовскими декабристами 20 века? А-а, то-то!..

Майора снова понесло на философию, а время шло. Я еще раз попытался вернуть его к исходной точке.

— И все-таки, мне пока не ясно, что заставляет вас так думать. Вы боитесь разглашать?

— Мне уже нечего терять, кроме своей, никому не нужной головы, — возразил майор. — А ты можешь здорово пожалеть. Хотя…

— Любопытство сильнее страха. У нас же гласность, — хмыкнул я.

— Не будь наивным, — майор не уловил моей интонации. — Гласность только тогда, когда это выгодно. Запомни это.

— Я слушаю…

Дмитрий Николаевич несколько минут сидел молча, собираясь с мыслями и пролистывая страницы своей жизни. Затем вдруг усмехнулся:

— Скажи, сержант, ты до сих пор считаешь, что охранял секретную радиоточку?

— А разве это не так?

— Нет, не так. Я расскажу тебе, но только то, что видел собственными глазами и с того момента, когда начал принимать активное участие в развивающихся событиях. Выводы делай сам.

И я их сделал…

Доктор Елена Николаевна Бортник находилась в расцвете женской красоты. Институтские мужчины, независимо от семейного положения, сходили от нее с ума.

Стройная и длинноногая, с пышными каштановыми волосами, с высокой грудью и обезоруживающими доверчивыми глазами, она с явным удовольствием и кокетством частенько говорила про себя, что если бы не ушла в медицину, то обязательно стала бы супермоделью.

Энергичная Бортник одинаково хорошо умела как подчиняться сама, так и подчинять других. Она умела быть сильной и слабой, мудрой и по-детски наивной.

В любви Елена Николаевна придерживалась свободных взглядов, однако никто из местных представителей сильного пола так и не завоевал сердце женщины. В институте решили, что у Бортник любовник на стороне. Замужем она не была, за исключением одной неудачной попытки еще в студенческие годы.

Потом все как-то не получалось: хорошие мужики были заняты, а плохие и даром не нужны. Но она была женщиной и хотела обыкновенного бабьего счастья, уютного теплого дома, любимого и любящего мужа, послушных веселых и симпатичных детей.

Господь Бог дал ей все: красоту, положение в обществе, здравый ум и материальные блага, но лишил самого главного — семьи. Все хорошо не бывает, но Елена Николаевна, будучи натурой сильной и волевой, твердо верила, что рано или поздно и на ее улице будет-праздник.

В лаборатории стояла полная тишина, и лишь изредка брякали колбы и пробирки в руках лаборанток.

Затрещал телефон. Ассистентка сняла трубку.

— Елена Николаевна, вас…

Выслушав говорившего, доктор направилась к двери.

— Девочки, закончите без меня. Вызывают наверх — и она ткнула пальцем вниз.

Секретарь директора, нацепив вежливую улыбку, открыла дверь:

— Проходите пожалуйста, вас ждут.

Елена Николаевна вошла в кабинет. Директор был не один: за столом напротив восседал человек среднего телосложения, темноволосый, с приятными чертами самодовольного лица. Невооруженным глазом было видно, что он любит покрасоваться перед всеми и прежде всего перед самим собой, что он любимец женщин и начальства.

Неизвестный был в штатском, но по тому, как он держался, по незначительным штрихам присущим только офицерам, Елена Николаевна поняла, с кем в действительности имеет дело. Что-то в облике этого человека показалось ей очень знакомым, но — Бортник не смогла вспомнить, где видела его раньше.