Уоррен Мерфи - Разгневанные почтальоны

– Арестуйте меня. Меня это нисколько не волнует, – ответила Абир Гхула.

– Вы хотите, чтобы вас арестовали?

Она с вызовом уперла руки в лирообразные бедра.

– Это не имеет значения. Мне удалось попасть в Америку, где я вправе проповедовать слово Ум Аллахи.

– Слушайте, я в последний раз спрашиваю, есть у вас виза или нет?

Вместо ответа женщина подняла руки вверх. Под материей отчетливо обозначилась ее высокая грудь.

– Теперь видите мою визу?

– Нет, – отозвался Диммок, привлекая любопытные взгляды. – Пожалуй, у меня не остается другого выхода, кроме как арестовать вас за попытку нелегального въезда в Соединенные Штаты.

Внезапно женщина вспрыгнула на стойку и вытянула вперед свои длинные ноги.

– Моя виза в Америку находится в средоточии моей женственности. Посмеете ли вы ее достать, безбожник?

– Я верю в Бога, – сказал Диммок, не зная, куда девать глаза.

– Верите ли вы в Ум Аллаху, Матерь матерей?

– Не настолько, чтобы совать свои руки куда не следует, – ответил агент и нажал кнопку вызова.

Абир Гхулу препроводили в камеру для задержанных и принялись оживленно обсуждать проблему.

– Она говорит, что виза у нее там, – объяснил Диммок своему начальнику.

– Вызови надзирательницу, – произнес тот.

– Вряд ли мы имеем на это право – даже с надзирательницей.

– А может, она сама, так сказать, выжмет документ из себя?

– Отказывается. Настаивает, чтобы вынули мы.

– Как, она говорит, ее зовут?

– Я не уловил. Фамилия ее Гула или что-то в этом роде.

– Гула, гула... Дай-ка я проверю по списку нежелательных иностранцев.

Проверив «черный список», начальник сказал:

– Ее имя, случайно, не «Абир»?

– Ну да.

– Это же фундаменталистка из Египта! Давай-ка мы отфутболим эту штучку наверх.

– А куда?

– Как можно выше, чтобы голова у нас больше не болела.

Неприятное дело мусульманской еретички Абир Гхулы сначала обрушилось на голову начальника Службы иммиграции и натурализации, потом – генерального прокурора, которая задумчиво изрекла:

– Пожалуй, пусть с ней разбирается исполнительная власть.

– Вот и прекрасно! – обрадовался начальник Службы иммиграции и натурализации. Он знал, что иначе ни одной политической проблемы не решить.

Через полчаса глава СИН с изумлением услышал, как из уст генерального прокурора прозвучало:

– Отпустите эту женщину. Мы даем ей политическое убежище.

– Таково указание Президента? – недоверчиво спросил начальник СИН.

– Нет, Первой леди. Я вышла на самый верх.

Когда Абир Гхуле сообщили, что ей дан специальный статус «беженца от сексуальных репрессий», египтянка спросила только одно:

– А пресса в курсе?

Абир Гхула дала свою первую пресс-конференцию совершенно голой – только для красоты она обмотала вокруг пояса черную чадру. Пресс-конференция проходила при переполненном зале в нью-йоркской штаб-квартире Национальной организации женщин.

– Отвергните ваших мужских богов, ваших фальшивых пророков и ваши бесстыдные фаллические символы! Я призываю всех американских женщин в объятия Ум Аллахи, нашей общей Матери. И пусть ваши соотечественники-мужчины поднимут покрывало и припадут к ее позолоченным ступням.

– Вы отрекаетесь от Аллаха? – спросил кто-то из репортеров.

– Нет. Никакого Аллаха не существует. Это всего лишь маска, за которой скрываются имамы и муллы, потому что они слишком стары, чтобы прятаться за материнской юбкой.

– А как насчет фатвы?

– В гробу видала я эту фатву, – ответила Абир Гхула.

– А вы не боитесь? – поинтересовался корреспондент журнала «Пипл».

– Я ведь в Америке. Что могут сделать мне муллы, если я нахожусь под защитой второй поправки?

– «Не упоминай имя Господа твоего всуе».

– Нет, я о другом.

– Во второй поправке говорится о праве на ношение оружия. Наверное, вы имеете в виду первую поправку к Конституции?

– Не важно, какая поправка, важно, что религиозная свобода распространяется на американцев всех вероисповеданий.

– Вы слышали об атаках мусульманами Нью-Йорка?

– Я слышу о них каждый день. Все эти мужские словопрения остались в Каире.

– Группа джихада под названием «Посланники Мохаммеда» проникла в почтовую службу и сеет всюду хаос и разрушение.

– Тогда я требую защиты, – не моргнув глазом, ответила Гхула. – Если меня убьют, тем самым будет нанесен страшный удар по свободе вероисповедания, и не только здесь, но и в других странах, где женщины подвергаются угнетению со стороны мужчин.

– Эта группа потребовала, чтобы вас в наручниках вернули в Каир.

– У них ничего не выйдет! – фыркнула Гхула.

– Такое требование они выдвинули Белому дому.

– Сама Первая леди предоставила мне свою защиту.

– А если через месяц ее не изберут?

– Они не посмеют! – сверкая глазами, в ярости ответила Гхула.

– Такое случается каждые четыре года, – бесстрастно констатировал корреспондент.

И тут на глазах собравшихся журналистов Абир Гхула побледнела с головы до ног.

Не говоря ни слова, она развернула свою чадру и, набросив на себя, закрыла лицо дрожащими руками.

– Я не боюсь! – нетвердым голосом произнесла «беженка».

К девяти часам вечера генеральный почтмейстер решил, что худшее уже позади.

На Манхэттене больше никто не стрелял. В Оклахома-Сити тоже все утихло. Нападавшего все еще искали, но пока не нашли.

А самое главное – Президент ему не звонил. Наверное, решил переждать. Срок его правления подходил к концу, видимо, поэтому некоторые посты в кабинете так и оставались вакантными.

По всей стране в почтовых отделениях ввели в действие чрезвычайную программу по поддержанию психологической стабильности. Конечно, из-за этого доставка почты прекратится почти на неделю, но сейчас никто и не надеется на ее своевременность. В конце концов, чего можно ожидать за какие-то вшивые тридцать два цента?

Генеральный почтмейстер запихивал в портфель листы почтовых марок, предназначенные в качестве рождественских подарков ближайшим родственникам, когда секретарша сообщила:

– На проводе бостонский почтмейстер.

– Узнайте, чего он хочет.

– Почтовый служащий совершил самоубийство, – отозвалась секретарша.

– Ну и что так нервничать? Наши служащие каждую неделю совершают самоубийства. Прошу меня больше не отвлекать.

– Он говорит, что тот почтальон скрывался от ФБР.

– Узнайте, не он ли стрелял в Оклахома-Сити.

– Бостон считает, что нет, – секунд через десять ответила секретарша, – но очень хочет поговорить с вами.

– Запишите его сообщение. У меня был чересчур напряженный день.

Засунув наконец в дипломат новенькие марки с изображением Элвиса, генеральный почтмейстер Соединенных Штатов покинул свой кабинет. Секретарша тем временем пыталась записать сообщение из Бостона в желтый деловой блокнот.