Фредерик Дар - Секрет Полишинеля

– Мне нужно с вами поговорить, профессор. Его взгляд дергается.

– Да?

– Встретимся через полчаса в вашем кабинете, хорошо?

– Договорились.

Через час, сказав малышке Мартин, чтобы поднималась первой, я сам иду в логово папаши Тибодена. Он сидит в вольтеровском кресле, и его руки дрожат на подлокотниках.

Он явно встревожен.

Я заставляю себя улыбнуться.

– Мой шеф вызывал меня на военный совет, но, увы, мы сидим в глубокой обороне...

Этот лицемер кривится. Можно сказать, что он умеет отлично притворяться.

– Я не видел вашу лабораторию со вчерашнего дня и хотел бы заглянуть в нее сейчас, когда мы одни.

– Пойдемте!

Он сказал это с сожалением. Сразу видно, что эта экскурсия ему не по вкусу.

Мы направляемся в огромную комнату со странными инструментами.

– Вы изменили сегодня код сейфа?

– Пока еще нет...

– Вас не затруднит это сделать? Я. бы хотел кое в чем убедиться.

– Хорошо.

Он отодвигает аквариум и возится с ручкой.

– Вот, – говорит он.

– Могу я узнать кодовое слово, которое вы выбрали?

– ЛИДО.

– Неплохо...

Я делаю вид, что потерял интерес к вопросу, но мысленно торжествую! Предусмотреть все – залог успеха работы. Я сказал себе, что завтра я дам ему успокоительное, а потом должен буду потихоньку забрать все документы из этой железной коробки. Вывод: чтобы не усложнять себе жизнь, лучше знать комбинацию.

Профессор и я выходим из лаборатории.

Как и каждый вечер, я провожаю его до двери. Затем я отправляюсь к ночному сторожу и прошу бульдога предупредить меня, если профессор вдруг спустится ночью в лабораторию.

Приняв эти меры, я посвящаю добрый час Мартин. Не знаю, где она училась, но могу заверить, что у нее каждый раз находится что-то новенькое. Эта девочка просто маленькое чудо...

Фейерверк и версальские фонтаны, помноженные на все радости ночного Парижа; большой парад на площади Этуаль при участии ревю «Лидо»!

Когда вылезаешь из ее постели, не соображаешь, то ли ты прошел через соковыжималку, то ли через мясорубку.

Когда я забираюсь в свою голубятню, у меня такие ватные ноги, что приходится держаться за перила, чтобы не скатиться по лестнице.

Я видел много шлюшек, но такую, как Мартин, никогда.

Мне надо будет пройти вулканизацию, если я хочу и дальше навещать это утешение для одиноких мужчин!

Я просыпаюсь на заре по звону будильника, сразу встаю и иду открывать окно моей табакерки. Вижу, что наступающий день обещает быть хорошим. Небо нежно-розового цвета, ветерок едва заметен, как банковский счет кинопродюсера, и жить было бы хорошо, если бы я не был должен убить этим утром человека.

Я быстро умываюсь в общей ванной и, вооружившись известным вам флаконом, иду на кухню.

Двое уже встали: Дюрэтр и Планшони. Они с голыми торсами занимаются в парке физзарядкой, чтобы поддерживать себя в форме. Толстяк Бертье, у которого не хватило терпения дождаться меня, жарит на сковородке полдюжины яиц. Он напоминает мне Берюрье.

Произведенный собственными стараниями в повара, я начинаю возиться на кухне. Роковой флакон (надо же время от времени пользоваться традиционным языком детективных книжек) в моем кармане весит целую тонну и жжет мне кожу через ткань брюк.

Я ставлю кипятить воду и мажу маслом тосты, ожидая, пока соберутся решальщики уравнений.

Одни из них пьют кофе, другие – в их числе и старый мерзавец – предпочитают чаек. Игра (если так можно выразиться) состоит в том, чтобы изолировать чайник папаши Тибодена и не перепутать его при обслуживании. Это была бы очень злая шутка в отношении того бедняги, который стал бы жертвой моей ошибки. Он бы сразу получил право на пару крылышек и золотую арфу, а сольный концерт давал бы, замечу я вам, не в зале Гаво, а перед святым Петром...

Наконец все рассаживаются. Самый момент. Музыку, пожалуйста! И главное, чтобы маэстро не ошибся, а то один неловкий взмах дирижерской палочкой – и придется лабать «Павану по невинно убиенному ассистенту»!

Самое интересное то, что правила приличия заставляют меня обслужить Тибодена первым...

У меня есть одна идейка... Только практическое осуществление скажет, хороша она или стоит столько же, сколько ничего не выигравший лотерейный билет.

Сначала я разливаю кофе, чтобы уже не возвращаться к нему, затем перехожу к чаю. Он тут не пользуется особой любовью. Пьют его только трое: профессор, Мартин (чтобы сохранить фигуру) и Минивье...

Я наливаю им три нормальные дымящиеся чашки, а в тот момент, когда они положили сахар, подаю блюдо с тостами... При этом я ухитряюсь опрокинуть чашку профессора...

Я прошу прощения, промокаю лужу и испытываю непреодолимое желание влепить Мартин пощечину, потому что эта идиотка предлагает профессору свою чашку. К счастью, реликты французской галантности заставляют Тибодена отклонить ее предложение. Lинивье, кладущий четыре куска сахару, не может предложить боссу свою, потому что тот кладет только два.

Я возвращаюсь на кухню и готовлю чай по особому рецепту. Я выливаю в чашку половину содержимого флакона. Перед тем как подавать ее, я нюхаю, проверяя, не чувствуется ли запах посторонней жидкости... Нет, пахнет только чаем.

Все-таки слегка дрожа, я несу этот смертельный завтрак моей жертве. Тибоден оживленно говорит о работе на день.

Я внимательно слежу за его чашкой; когда он подносит ее к губам, я чувствую легкий укол в сердце. Он скоро почувствует то же, только гораздо большей силы!

Он отпивает глоток и останавливается, чтобы заговорить. Значит, пойло все-таки пахнет. Но он продолжает пить, видимо сказав себе, что повар из меня паршивый. Наконец он выпивает всю чашку. Теперь, как говорится, жребий брошен. Он начал путь к яме глубиной в два метра... Послезавтра у цветочников будет много работы!

Я смотрю вслед удаляющейся группе ученых. Со мной остается одна Мартин, чтобы помочь мне убрать со стола.

– Ты сегодня какой-то грустный, – замечает она.

– Думаю о жизни, – отвечаю я, пожимая плечами.

– И это нагоняет на тебя тоску?

– Да. Временами она кажется мне отвратительной... Она бросает на меня игривый взгляд, от которого возникло бы желание даже у снеговика.

– Однако она имеет и хорошие стороны, мой дорогой... Вспомни...

Очень прозрачный намек на наши ночные шалости. Женщины любят доставать вас намеками на эти темы.

Я ласково шлепаю ее по попке.

– Ты права, моя черноволосая красавица, – говорю. Она встряхивает пышной пепельной шевелюрой.

– Почему черноволосая? – спрашивает она с легкой улыбкой выздоровевшего печеночника.

– А почему светловолосая? – отзываюсь я тоном, так перегруженным намеками, что последний слог уже просто невозможно удержать.