Марина Воронина - У смерти женское лицо

— А ты грубиян, — сказала Катя. — Кто так разговаривает с дамой?

— А где ты видела, чтобы дамы при каждой встрече молотили человека по черепу разными железяками?

— Так уж и при каждой... Нечего лезть в туалет, когда там занято. Слушай, Колокольчиков, отпусти меня, а?

— А ты дай мне по голове и иди себе, — посоветовал Колокольчиков. — Дура ты, Скворцова, — повторил он, беря ее на руки и поднимаясь с колен.

Какое-то время Катя всерьез обдумывала его совет, но ее способность куда бы то ни было уйти без посторонней помощи вызывала у нее самой некоторое сомнение. Поэтому она привалилась щекой к теплому и твердому, как сосновый ствол, плечу Колокольчикова и снова закрыла глаза. «Будь что будет, — решила Катя. — По крайней мере, прежде, чем судить, они меня вылечат. Пусть лечат, а там поглядим... Дайте только на ноги встать, я вас повожу за салом... А здорово у него на руках, — подумала она, окончательно расслабляясь и тихо уплывая куда-то на волнах боли. — Сто лет меня мужики на руках не носили...»

В дверях Колокольчиков столкнулся с полковником Соболевским. За спиной полковника топали тяжелыми сапогами и гремели железом люди в бронежилетах и черных трикотажных масках. Камуфляжа в коридоре было столько, что это живо напомнило капитану Чечню. Похоже, в штатском был один полковник, но и он сжимал в ладони свой знаменитый армейский «кольт». В другой руке полковник держал мобильный телефон — ни дать ни взять, полководец во главе победоносной армии.

— Это и есть твоя Птица? — спросил он, ткнув телефоном в безжизненно обвисшую на руках у Колокольчикова Катю.

Колокольчиков молча кивнул.

Полковник окинул кабинет быстрым цепким взглядом и недовольно поморщился.

— Художественная самодеятельность. Зачем же было Щукина убивать?

Капитан не сразу понял, что имеет в виду полковник, а поняв, отрицательно качнул головой.

— Это не я. И вообще, Щукин — ширма. А Голова — вот, — и он указал подбородком на мертвого Колобка.

Полковник не смог скрыть изумления, но быстро пришел в себя.

— Опять мы в заднице, — буркнул он. — Ну и что это меняет? Этот-то тоже готов. Скажешь, и этого не ты?

— Не я.

— А что же ты тут тогда вообще делал? — изумился полковник. — В ладушки играл?

— Я тут подыхал, — немного грубовато, но по существу ответил Колокольчиков. — Если бы не она...

Он поплотнее прижал к себе Катю, словно полковник собирался отнять у него его драгоценную ношу. Соболевский насмешливо взглянул не него из-под кустистых бровей и немного смягчился.

— Ладно, — сказал он, — неси свое сокровище. «Скорая» у входа. Напишешь рапорт.

— Напишу, напишу, — буркнул Колокольчиков, протискиваясь мимо него в коридор.

Через пять минут после того, как «скорая» уехала, увозя Катю и затравленно озиравшегося Бабая со сломанной челюстью, в «Омикрон» понаехало еще больше народу. Среди спецназовцев замелькали знакомые лица сотрудников отдела. В кабинет Щукина заглянул майор Гаврилин. Он застал в кабинете полковника, который в ожидании экспертов сидел на краю Щукинского стола и курил, переводя мрачный взгляд со Щукина на Гошу и обратно.

— Поздравляю, товарищ полковник, — сказал Гаврилин. — Наконец-то эти сволочи получили по заслугам.

— Ты бы еще прослезился от радости, — буркнул Соболевский. — Говоришь, как с трибуны: получили по заслугам... Сам подумай: ну с чем ты меня поздравляешь? Никого не взяли — одни трупы... Покрошить этих придурков из автомата — дело нехитрое, это я мог бы сделать еще два года назад. Зелье-то осталось, а где осталось — спросить не у кого.

— Ну, распространителей-то больше нет, — философски заметил майор.

— Что-то ты сегодня туго соображаешь, — поморщился полковник. — Было бы зелье, а толкачи найдутся. Одна надежда, что будут они не такими ушлыми, как эти ребята, и тогда я их... ап!

Он с хлопком сдвинул ладони, словно поймал муху.

«Хрен тебе, а не „ап“, — со злорадством подумал майор Гаврилин. — Размечтался. Поди, поймай меня теперь. Ни Головы, ни Щукина, ни этой соплячки... живи и радуйся! Ай, молодец, Голова! Как же вовремя он мне свой склад показал!»

В кабинет просунулся майор, командовавший спецназовцами.

— Приехали эксперты, — доложил он. — По нашей части тут все чисто. Разрешите быть свободными, товарищ полковник?

— Валяйте, — кивнул Соболевский. — Спасибо, майор.

— Так не за что же, товарищ полковник, — развел руками здоровенный спецназовец.

— Как это — не за что? — возразил полковник. — Провели задержание опасных преступников, а то, что преступники при этом дуба врезали, — их вина, а не ваша. Нечего было отстреливаться.

Майор, большого ума мужчина, открыл было рот, но что-то во взгляде полковника заставило его прикусить язык. Он быстро козырнул и вышел. Через секунду в коридоре раздался его голос, созывавший расползшийся по всему клубу в поисках затаившихся преступных элементов и холодного пива камуфляж, и вскоре спецназ благополучно отбыл восвояси, компенсировав понесенный от холостого выезда моральный ущерб трофейным пивом и сосисками.

Через час трупы Кирпича, Сани, Щукина и Головы погрузили в машину и увезли.

Катю выписали из больницы через день.

Она чувствовала себя способной своротить горы уже на следующий день, но врачи имели на этот счет собственное мнение. Катя некоторое время колебалась, не зная, закатить ей скандал или втихаря драпануть отсюда прямо в больничном халате, но в конце концов завалилась в постель и проспала весь остаток дня и всю ночь с короткими перерывами на прием пищи. Она с удивлением обнаружила, что самым страшным ее ранением является рана на бедре, нанесенная Щукиным, правда, с ее точки зрения гораздо хуже выглядело ее вздувшееся, посиневшее лицо. Покрытые страшными ссадинами и кровоподтеками спина, бока и грудь можно было не принимать в расчет. Теперь она только диву давалась, гадая, с чего это ей взбрело в голову, что Колобок ее искалечил, лишив способности самостоятельно передвигаться на долгие месяцы, а то и на годы вперед. На это, пожалуй, был единственный ответ: у страха глаза велики.

Катина одиночная палата была расположена на пятом этаже — это был очень высокий пятый этаж, вдобавок подпертый снизу вестибюлем, приемным отделением и гаражом для машин «скорой помощи», так что его можно было с чистой совестью считать шестым, а за дверью, скромно подобрав под себя длинные ноги, день и ночь сидел на стульчике молодой человек в строгом сером костюме и накинутом на плечи белом халате. Конечно, это не мог быть один и тот же человек, но Кате ее охранники казались одинаковыми, как близнецы. Она ничуть не обольщалась по поводу своих возможностей — одной и без оружия ей было так же невозможно нейтрализовать дежурившего за дверью эфэсбэшника, как и выпрыгнуть с пятого этажа.