Андрей Воронин - Личный досмотр

— А я вот, представьте, не могу, — посетовал Иван Андреевич. Посетовал без горечи или иных ненужных эмоций — просто констатировал факт. — Что ж, — продолжал он, вставая, и Комбат поразился тому, какой он, оказывается, высоченный, тонкий и гибкий, как кавалерийская пика, — давайте подведем черту.

Он прошелся по кабинету, ступая бесшумно и мягко, как крупный хищник, и Борис Иванович порадовался тому, что с этим человеком ему драться не придется, Борис Иванович не боялся хищников — ни крупных, ни мелких, но этот лощеный Иван Андреевич наверняка был бы серьезным соперником. Рублев сразу же проникся к нему неосознанной симпатией: сильные люди Комбату импонировали.

Иван Андреевич в два шага вернулся к столу и точным экономным движением сбил наросший на сигарете столбик пепла в массивную черную пепельницу. Борису Ивановичу показалось, что пепельница выточена из куска черного мрамора, но в минералогии он разбирался слабо и решил считать пепельницу просто каменной — так, на всякий случай.

— Вы даже не представляете себе, что вы сделали, — неожиданно горячо сказал Иван Андреевич.

— Почему же не представляю? — удивился Комбат. — Очень даже хорошо представляю. Два вагона оружия — это два эшелона костей. Арифметика простая.

— Да, вы правы, — сказал Иван Андреевич, снова принимаясь мерить шагами кабинет. — Но в политическом смысле...

«Конечно, — устало подумал Борис Иванович, — в политическом. В каком же, черт подери, еще? Кости — они и есть кости, только на удобрение и годятся. Ну еще, может быть, на клей да на собачий корм. А вот в политическом смысле.., это, конечно, да. В политическом смысле я, можно сказать, освободил для кого-то теплое местечко и способствовал некоторым ведомственным перемещениям. А ведомственные перемещения на уровне генерал-полковников — это уже, товарищи, политика. В таком вот смысле... В таком, значит, ракурсе.»

— ..трудно переоценить, — продолжал между тем Иван Андреевич, расхаживая по кабинету. — Честно говоря, на такое способен далеко не каждый, и даже, признаюсь вам по секрету, далеко не каждый из наших сотрудников...

— Кстати, о ваших сотрудниках, — вклинившись в паузу, вежливо перебил его Рублев. — Я ведь уже почти неделю дома не был.., да что там «почти» — как раз неделю!

— А, вы о том инциденте, — слегка поморщился Иван Андреевич. — Наши люди сами виноваты. Мы стараемся отбирать лучших из лучших, но сами понимаете... В общем, выговоры с понижением в звании им гарантированы.., если, конечно, вы не захотите подать в суд.

— Я что, похож на психа? — забыв о вежливости и правильности речи, спросил Комбат. — Судиться с вашей конторой? Увольте, полковник.

— Генерал, — мимоходом поправил его Иван Андреевич.

— Тем более, — сказал Комбат.

Иван Андреевич некоторое время озадаченно смотрел на Рублева, пытаясь, видимо, понять, что должна была означать последняя фраза, не понял и продолжал, плавным жестом стряхивая пепел в мраморную пепельницу:

— Напрасно вы так отзываетесь о нашей.., э.., организации. Мы не меньше всех прочих заинтересованы в построении правового общества. Россия устала от беспредела, а каждый из нас в отдельности — это часть России. Каждый в отдельности и все вместе — только так можно что-то изменить, Борис Иванович. Я, конечно, далек от того, чтобы давать вам советы, тем более идущие вразрез с интересами моего ведомства, но на вашем месте я бы именно так и поступил.

— Как?

— Подал бы в суд.

Комбат озадаченно почесал бровь, пытаясь сообразить, говорит генерал всерьез или просто валяет дурака с умным видом, тоже ничего не понял и сказал:

— Бросьте, полковник.., то есть, виноват, генерал.

Вы же прекрасно видите, что ни в какой суд я обращаться не стану, потому и советуете. И потом, зачем это мне? В больницу-то попали они, а не я, так что, на мой взгляд, все в полном порядке.

— Вот, — по-прежнему вежливо, но с оттенком сожаления сказал Иван Андреевич. — Вот с этого и начинается беспредел, вы не находите?

— Беспредел начинается, когда наглец, вор, грабитель или убийца не встречает сопротивления и чувствует себя безнаказанным, — ответил Борис Иванович. — Особенно когда он облечен властью, — добавил он, помолчав.

— Да, в этом есть доля правды, — вздохнул генерал и задавил окурок в пепельнице. — Но, согласитесь, если каждый начнет подменять собой органы правосудия, то через месяц у нас не останется никакого правосудия вообще.

— Лучше уж никакого, чем... — Борис Иванович понял, что купился и сболтнул лишнего, и замолчал.

— Чем такое, как наше? — закончил за него генерал и рассмеялся. — Право же, Борис Иванович, вы заблуждаетесь. Это революция, а мировой и, в частности, наш, российский опыт показывает, что революции ни к чему хорошему не приводят.

— И то верно, — сказал Комбат. — В следующий раз, когда ко мне пристанут хулиганы или я опять споткнусь о два вагона оружия, я подниму руки и буду кричать: «Караул!» до тех пор, пока в России не будет построено правовое общество.

Генерал хмыкнул.

— А вы, однако, мастер ставить все с ног на голову, — заметил он.

— Всю жизнь в армии, — скромно ответил Комбат.

— А армия — модель общества, — опять договорил за него генерал и задумчиво покачал головой. — Интересный у нас с вами получился разговор, — сказал он, — содержательный.

— А вы сходите разок в общественную баню, — посоветовал Комбат. — Париться любите? Вот прямо в парилку и ступайте, там каждый день с утра до вечера политклуб не закрывается. Вас там подкуют по всем вопросам — и по политическим, и по экономическим, и по правовым тоже.

— Н-да? — со странной интонацией переспросил генерал. Он как-то сразу подсох, сделавшись, казалось, еще выше: похоже, упоминание об общественной бане ему почему-то не понравилось. — Непременно воспользуюсь вашим советом. Но мы с вами как-то отвлеклись от основной темы разговора...

— Да, — сказал Борис Иванович. — Так что будет с нашим генералом?

— Не волнуйтесь, — заверил его Иван Андреевич, — теперь это дело в надежных руках, Я возьму его под свой личный контроль и прослежу за тем, чтобы расследование было объективным и полным. Если виноват — никуда не денется.

— Что значит — «если»? — удивился Рублев. — По-моему, все ясно.

— Это по-вашему, — ответил генерал. — У нас, знаете ли, своя специфика, в которой масса незаметных для постороннего взгляда тонкостей и нюансов.

То есть вы, конечно, правы, случай довольно ясный, но его еще нужно как следует разработать, отследить все связи, чтобы разом накрыть все это гнездо, выжечь его, чтобы не смердело...

— Жалко, — вздохнул Борис Иванович. — Кремля жалко, — ответил он на удивленный взгляд генерала. — Красивая постройка, памятник архитектуры.