Андрей Воронин - Высокое напряжение

– Представь себе, – ответил Юрий. – Так, кажется… Какой-то пьяный подонок вышел из душной палатки и выпалил из винтовки в глаз вечерней звезде. Пуля звезду миновала и Богу попала в пятку, и плюнул Господь в досаде, и мир утонул в воде. То есть, виноват, – в дожде… Дальше забыл, – сказал он, помолчав.

– Я тоже, – признался Бекешин, – Помню, что дело было в лагерях, когда дождик две недели лил практически без перерыва. Отсырело все к чертовой матери…

– Да, – сказал Юрий. – А какое отношение все это имеет к твоему деловому обеду?

– Самое прямое, – ответил Бекешин. – Мне сообщили, что охотничий сезон открылся раньше срока, и посоветовали посмотреться в зеркало. Я посмотрелся, и знаешь, что я там увидел? Фанерного оленя с мишенью на боку.

– Ничего, Гошка, – беспечно сказал Филатов, – бывает. Ты да я, да мы с тобой… Ты что, испугался?

– Ты не понимаешь, – сказал Бекешин. – Это профессионал. Он охотится за мной, но пришел он ко мне по твоему следу – из самой, мать ее, Сибири… И он не успокоится, пока… Ну, сам понимаешь.

– Да, – медленно сказал Юрий, – понимаю. Что и было стопроцентным враньем, поскольку он опять перестал понимать что бы то ни было.

Прошло две недели, на протяжении которых август как-то незаметно закончился и плавно перетек в сентябрь. Целиком погруженный в размышления и повседневные мелкие заботы, Юрий наверняка проморгал бы это событие, если бы однажды утром, везя Бекешина в его офис, не обратил внимание на то, что в городе полно нарядных ребятишек, несущих в охапках пестрые букеты. Почти все машины двигались по городу с включенными фарами, и он тоже врубил ближний свет и мысленно обозвал себя ослом: надо же было до такой степени забыть, на каком свете живешь…

С другой стороны, забыть обо всем было несложно. Он круглые сутки мотался по всему городу, сопровождая Бекешина в его деловых поездках и даже кутежах, так что по вечерам снопом валился на диван, не помышляя ни о чем, кроме нескольких часов сна. Светская жизнь оказалась чертовски утомительной штукой, тем более что Юрию приходилось все время быть настороже, высматривая, не блеснет ли откуда-нибудь из-за угла вороненое дуло и не мелькнет ли из рукава проходящего мимо их столика подгулявшего завсегдатая ночного клуба остро отточенное лезвие ножа. Каждое утро и вообще всякий раз, когда ему доводилось хотя бы ненадолго отлучаться от бекешинской машины, Юрий тщательно осматривал двигатель и днище в поисках неприятных сюрпризов. Бекешин все время напоминал ему об этом, да Юрий и сам никогда не забывал сунуться под капот, прежде чем повернуть ключ зажигания.

Дважды его поиски увенчались успехом. Один раз это оказалась ручная граната, укрепленная под днищем точнехонько в том месте, над которым обычно располагалась драгоценная задница уважаемого Георгия Яновича Бекешина. Какой-то умник прихватил гранату к выхлопной трубе с помощью обыкновенного скотча, а чеку с предварительно отогнутыми усиками без затей соединил с чугунной решеткой ливневой канализации куском тонкой стальной проволоки. Получилась примитивная мина-растяжка, которую Юрий обнаружил, даже не заглядывая под днище: его внимание привлекла весело блестевшая на утреннем солнце проволочка, которая предательски тянулась из-под заднего бампера машины к занесенной первыми в этом году желтыми листьями решетке.

Во второй раз диверсант действовал гораздо тоньше, и Бекешина, а заодно и его телохранителя, спасло только неизменно серьезное отношение Юрия к своим обязанностям. Ночью кто-то виртуозно вскрыл капот “мерседеса”, ухитрившись не только не оставить следов взлома, но даже не потревожить патентованную сигнализацию, и подготовил фейерверк, практически не потратившись на материалы. На сей раз этот артист обошелся двумя кусками изолированного провода, которые присоединил одним концом к распределительной катушке зажигания, а другим протолкнул в бензобак. Юрию пришлось потратить никак не меньше трех минут, чтобы объяснить Бекешину, чем чреваты такие усовершенствования в конструкции автомобиля. В конце концов Бекешин понял, но не поверил, и тогда Юрий вынул из бардачка припасенную для вечно страдающего похмельем Бекешина бутылку пива, откупорил и вылил ее содержимое на асфальт под возмущенные вопли своего босса. После этого он нацедил в бутылку немного бензина, опустил туда провода, все еще присоединенные к распределителю, отнес бутылку подальше от машины и повернул ключ. Из бутылки выплеснулся фонтан жидкого дымного пламени, потом закопченное стекло треснуло с отчетливым хрустом, и по асфальту растеклась чадно полыхающая лужа. “Ого, – ошарашенно сказал Бекешин и, подумав, добавил:

– Бля…"

Потом набежала дворничиха с метлой наперевес и сразу же принялась хрипло орать. Чтобы замять инцидент, Бекешину пришлось раскошелиться на двадцать долларов – более мелких купюр в его бумажнике не нашлось. Когда продолжающая клокотать и булькать дворничиха удалилась, шаркая по асфальту обутыми в мужские растоптанные кроссовки плоскостопыми ножищами, Бекешин снова полез в бумажник, выгреб из него все, что там было, – тысячи полторы баксов, на глаз прикинул Юрий, – и с уморительно серьезным выражением на бледной осунувшейся физиономии протянул деньги Юрию. Позади него, догорая, дымилась бензиновая лужа, в дыму косо торчали закопченные до полной непрозрачности осколки рассеявшейся наискосок пивной бутылки. Ветра не было, но зажатый у Бекешина в руке веер стодолларовых бумажек мелко подрагивал. “Пошел ты знаешь куда? – наплевав на субординацию, сказал своему боссу Юрий. – И деньги свои туда же засунь, Рокфеллер хренов… Ты мне платишь вполне достаточно, так что уймись, а то на девочек не хватит”.

Вполне достаточно – это было мягко сказано. Бекешин выплачивал своим служащим зарплату на западный манер – раз в неделю, в заклеенных конвертиках из белоснежной мелованной бумаги. На каждом конвертике были напечатаны фамилия, имя и отчество сотрудника. Сумма на конвертиках проставлена не была, так же как и название валюты, в которой производились выплаты, – Бекешин платил долларами далеко не всем и делал все от него зависящее, чтобы его подчиненные не изводились от зависти, считая чужие деньги. Конверты разносила личная секретарша Бекешина Леночка, которая практически сразу после появления Юрия в офисе принялась активно строить ему глазки и взяла за правило, проходя мимо кресла, в котором он сидел, словно бы невзначай касаться его плеча своим упругим бедром.

Впервые вскрыв конверт со своей фамилией, Юрий испытал легкий шок. “Это за месяц?” – ошарашенно спросил он у Леночки. “Да что вы, Юрий Алексеевич, – поспешила успокоить его секретарша, – за неделю! А что, мало? Мне казалось, что вы с шефом в хороших отношениях. Что же это он?..” “Ничего, ничего, – пробормотал Юрий, на всякий случай пересчитывая в конверте бумажки. – Все нормально, я просто хотел уточнить…” Бумажки были по пятьдесят долларов, и Юрий насчитал их ровно десять штук. Не нужно было быть Лобачевским, чтобы подсчитать, что в месяц это составит две тысячи.