Леонид Влодавец - Атлантическая премьера

— В живых останешься, — пожал плечами Комиссар.

— И все? — разочарованно протянул полицейский.

— Ты и понятия не имеешь, как это много, малыш! — Капитан отечески хлопнул Марсиаля по заднице. — Кстати, еще лучше будет, если ты скажешь, что перешел на сторону партизан.

— Ну нет, я так не договаривался. Да меня за это с работы уволят, даже посадить, пожалуй, могут… Нет, я человек пленный, подневольный, меня силой заставили — и все. Переговоры — пожалуйста, а к вам — извините. Мне и так достанется за то, что вы кольт сперли. Из жалованья вычтут, а он на базаре полтораста песо стоит.

— А чего ж ты в долю просился? — усмехнулся Капитан.

— Так я думал, что вы партизаны по уголовной части, а у вас политика… Нет, я лучше буду пленный. Вы должны меня арестовать и где-нибудь посадить. Сажать лучше всего к нам в участок. Днем там в камере прохладно, а ночью почти нет москитов. Можете и Переса туда принести, и деда Вердуго… Только сперва пусть он пульке притащит.

Тем временем на дорожке маленького сада, окружавшего дом мэра и мэрию, послышались шаркающие шаги, и перед калиткой, позевывая, появился лысый толстяк в черных очках, в шортах, шлепанцах на босу ногу и голубой майке «Адидас», туго обтягивающей пузо.

— Сеньор мэр, — торжественным голосом объявил Гомес, — честь имею доложить, что вверенный вам город захвачен партизанами. Жертв нет, весь личный состав полиции взят в плен, сторож Вердуго тоже. По поручению вот этих предлагаю вам тоже сдаться.

— Разумеется, разумеется! — закивал мэр, увидев автоматы. — Но неудобно же встречать дорогих гостей на пороге. Прошу в дом!

Мэр проводил нас в свой кабинет и достал бутылку отличного рома.

— Скажу откровенно, сеньоры, — сообщил он, наливая рюмки, — что я еще в университете сочувствовал коммунистам. Да и сейчас я им очень сочувствую. Знаете, я когда-то даже купил портрет Фиделя, и он висел у меня над кроватью в кампусе. Но потом как-то отошел от борьбы. Дела, коммерция, девочки, знаете ли… А вот сейчас увидел ваши бороды, оружие и пожалел, что не смог идти до конца. Эх, где мои тридцать лет! Я бы непременно присоединился к вам. А сейчас, увы, я уже стар. Мне уже сорок пять!

— Должно быть, вы собираетесь на пенсию? Кстати, а почему вас выбрали мэром? Или у вас мэров не выбирают?

— Почему? Выбирают. Господин начальник полиции округа всегда выбирает меня. Он, как приедет, разнесет этих пьяниц Переса и Гомеса, а потом громко так скажет: «Этот старый Фелипе Морено опять будет мэром! Слышите вы, свиньи!»

— После стаканчика такого рома я бы тоже предложил вашу кандидатуру, — заметил Капитан, смакуя благородный напиток.

— Нет, после этого всегда проводились выборы, и все сто процентов голосов

отдавали за меня.

— Понятно… — хмыкнул Капитан. — Но теперь так не будет! Мы проведем в муниципалитет истинных представителей народных масс!

— Конечно, конечно! С проклятым прошлым надо кончать, — заторопился мэр.

— Мы выберем истинных революционеров, самых лучших людей, пострадавших от хунты. Вот, например, мой кузен Кристобаль Морено — очень революционно настроен. В прошлом году жандармы Лопеса, эти кровавые палачи, отобрали у него водительские права, утверждая, что он виноват в превышении скорости. Но мы то знаем, что все это ложь, провокация против борца за свободу. О, если бы вы знали, как мой кузен ненавидит диктатуру! Вы бы назначили его президентом!

— Да, я бы на его месте после этого ушел в партизаны… — с весьма умело сыгранным сочувствием кивнул Капитан.

— Конечно, он только, наверное, не успел купить автомат! — поддакнул и я, слегка икнув. Ром уже действовал.

— Нет, — огорченно вздохнул мэр, — автоматов в этом году нигде не было в продаже.

— До чего же этот Лопес довел страну! — возмутился Капитан. — Даже автоматов народу не хватает!

— Да, да! — скорбно пожаловался мэр. — В прошлом месяце опять выросли цены на французский коньяк, маринованные анчоусы, швейцарский сыр и платиновые зубы. Страна идет к экономическому краху!

— Все это тяжело, — согласился Капитан. — Но мы все преодолеем!

— Да здравствует революция! — воскликнул мэр и поднял рюмку. Мы чокнулись и выпили. Это была уже, по-моему, пятая рюмка. Потом снова чокнулись и снова выпили, а потом еще, еще и еще… Подозреваю, что на душу пришлось не менее галлона. В финале я запомнил какое-то белое облако, которое выплыло откуда-то и окутало меня атмосферой из паров духов, пудры и крема… Вскоре все исчезло. Впору было подумать, что я помер.

Почему я считаю этот сон дурацким? Да потому, что люди редко видят во сне то, чего они никогда не видели, и уж совсем никогда не видят то, о чем никогда не слышали. Я имею в виду, конечно, нормальных, психически здоровых людей. Вероятно, от чрезмерно большой дозы спиртного что-то сдвинулось у меня в мозгах, и я временно свихнулся. Еще одно подтверждение тому: в обычных снах отсутствуют, как правило, такие ощущения, как запах, тепло, холод, сырость. А здесь они были, пожалуй, самыми главными.

…Я ощущал, что туго связан по рукам и ногам. Нет, это были не веревки. Куски ткани, обмотанные вокруг моего тела, лишали меня возможности шевелить конечностями и поворачивать голову. Лишь рот, нос и часть лба оставались открытыми, и они чувствовали холод. Не прохладу, не ветерок, не освежающую благодать, а злой, щиплющий мороз. Такой я ощущал лишь однажды, когда ездил на каникулы в Канаду. Но этот был сильнее. Я видел пар, который вырывался у меня из ноздрей при каждом выдохе.

Я ощущал, что меня куда-то везут. Характерного гула мотора не слышалось, не чувствовалось вибрации, но что-то заставляло покачиваться то сооружение, внутри которого я находился.

Таковы были самые первые видения, в которых не ощущалось страха или хотя бы чего-то пугающего. Даже мороз меня не сильно беспокоил, потому что опутывавшая меня ткань была сухой и теплой. Глаза у меня то открывались, то закрывались, мне хотелось спать. Во сне!

Наверное, я действительно заснул во сне, потому что некоторое время ничего не видел и не чувствовал, но это продлилось недолго. Во всяком случае, мне так показалось.

Сначала я почуял грубое прикосновение рук, которые меня сцапали — огромных и очень сильных, потому что они мгновенно подняли меня куда-то вверх. Лишь тут я успел открыть глаза и заорать от страха, потому что увидел огромное лицо с вытаращенными темными глазами и ртом, обдавшим меня непривычно вонючим запахом дрянного табака и алкогольного перегара. Кажется, это было женское лицо. Мне запомнились только черные слипшиеся волосы, выбивавшиеся из-под толстого серого платка, и огромный сизый нос с большой царапиной на правой ноздре. Дикий ужас заставлял меня орать нечто невразумительное. Лишь где-то на уровне подсознания я понимал, что надо бы крикнуть: «Помогите! Полиция!» — или что-то в этом роде. Но я не знал, как произносятся эти слова, и просто орал, точнее, визжал тоненьким, поросячьим голоском. Страшная женщина перехватила меня поудобнее, повернула, и на какую-то секунду я увидел голубую детскую колясочку с разноцветными шариками-погремушками, протянутыми поперек кузова, и откидным клеенчатым пологом. Голову даю на отсечение, что колясок такой конструкции я никогда в жизни не видел и не мог видеть. Еще перед моими глазами успело промелькнуть чистое голубое небо и яркое, но совершенно не греющее солнце. Затем я уткнулся лицом в жесткий мех, пахнущий нафталином и какой-то тухлятиной. Кроме того, женщина-монстр так прижала меня к себе, что я едва не задохся. А перед глазами все виделась голубая колясочка, теплая, уютная, привычная… Ни одно живое существо в этот миг не было мне дороже, чем эта бездушная вещь! Тоска по колясочке разрывала мою душу! Кто были те негодяи, что так грубо выдернули меня оттуда?