Илья Рясной - Белый легион: Террор не пройдет!

— Так, тут канальчик энергетический подправим, — прикрыв глаза, колдовал Купченко. — Здесь ведьмино пятно, подчистим… Сглазик небольшой…

Ошарашенный президент фонда ощущал, что где-то в правом боку будто его касаются легкие, невидимые пальцы, а по позвоночнику разливается тепло. А заодно ползет змейкой страх. Холодный страх перед неведомым…

— Выйдите отсюда! — встрепенулся Марципало и поднялся со стула.

Купченко удивленно посмотрел на него.

— Вон! — змеей прошипел Марципало.

— Я же не закончил.

— Мы вам позвоним, — Марципало рухнул в кресло и распустил на шее галстук, перевел дыхание. — И прошу больше без предварительного согласования не приходить. Или наш договор будет расторгнут. Понятно?

Купченко пожал плечами, и стало ясно — если он что-то и понял, то на ус не намотал.

— Хорошо, — произнес он. — Только вы зря ко мне вот так. У меня ведь переговоры с компанией «Нейшнел групп» были. Они заинтересовались. И с фирмы «Поиск» на меня выходили. Только мне хочется, чтобы открытие осталось на родине.

— И чего вам эта родина? — с саркастической улыбкой поинтересовался Ровенский.

— Россия — сердце мира, — сообщил Купченко. — В 2001 году началась эра Водолея — эра России. И наши открытия в новую эпоху ей пригодятся.

Президент фонда посмотрел на него озверело, и Купченко, наконец, ретировался.

— Идиот, — прошипел Марципало, когда дверь закрылась. — Полный шизофреник…

— Не без этого, — отозвался Ровенский.

— Надо было ему «Скорую» вызывать.

— Они только опасных сумасшедших забирают.

— А он опасен…

— Зря ты его так. Он тебе с таким старанием ауру чистил, — хмыкнул Ровенский.

— Чистильщик, — покачал головой президент фонда и потрогал бок. Боль, ушедшая из печени, вернулась и теперь пульсировала. — Надо было его сразу послать.

— С такими рекомендациями?

— Не верю я, что этот шизофреник мог принести что-то дельное.

— Шизофреники обычно и приносят что-то дельное…

— Полноте… Слышали уже… Он нам угрожает свое бессмертное творение в Австрию послать… Испугал…

— И Нейману, — подлил масла в огонь Ровенский. — Падальщик заинтересовался. Это что-то значит.

— Да ладно тебе!

— А если там есть зерно? И мы будем до смерти локти кусать…

— Кстати, когда Мартынов даст заключение, чтобы послать этого экстрасенса чертова к бесовой бабушке? — Марципало опять затянул галстук. Пульс начал приходить в норму. И трясучка в руках ушла.

— Да вот, обещал сегодня…

Доктор физматнаук Мартынов отличался гениальной способностью сортировать чужие идеи. Все ши-зушные заявки давали ему на проработку. Девяносто девять процентов он признавал, по его выражению, законченной ересью. Один процент оставлял со словами — что-то тут светится. Из них четверть можно было продать. А некоторые грозили принести серьезную прибыль.

Мартынов появился на следующий день в тесном кабинетике Ровенского, обставленном куда скромнее, чем покои президента фонда. Оно и неудивительно — у шефа помещение было витриной фирмы, а. у Ровенско-го — местом работы и уединения, поэтому тут царит творческий беспорядок, навалены книги, дискеты, лазерные диски.

Штатный консультант фонда был, как всегда, с портфелем, в котором лежал ноутбук. Он протянул дискетку Ровенскому.

— Вот заключение.

— А распечатать слабо? — заворчал недовольно «колобок».

— На вас бумаги не напасешься, — у Мартынова была мания, родившаяся еще в советские времена, — он был страшно жаден на бумагу, поэтому все свои отчеты передавал на дискетках.

— В двух словах, что там по «Колдуну»?

— Ну что тебе сказать, — Мартынов многообещающе снял очки, помассировал пальцами переносицу, водрузил очки на место. — Первоначальные теоретические выкладки безукоризненны.

— Вы серьезно? — В дверях появился Марципало. Он бесцеремонно смел на пол наваленные на стул книги и взгромоздился на мягкое сиденье.

— Группа Томпсона — Ванценски разрабатывала в Массачусетском технологическом институте аналогичную тему еще одиннадцать лет назад. Не хватило воображения перевести теоретические разработки в эту плоскость… В общем, это успех. Успех, — Мартынов снова поправил очки.

— Нас не интересуют статьи в научных журналах, — раздраженно бросил Марципало. — Действительно возможно создание заявленного разработчиками класса материалов?

— Представленный образец говорит, что, в принципе, возможно.

— То есть они создали это.

— Может быть. Один образец ничего не говорит. Нужны широкомасштабные исследования…

— Значит, пропущенная в свое время научным сообществом идея, — хмыкнул Ровенский.

— Бывает, — кивнул Мартынов. — Не заметили. Не оценили. Прошли мимо, когда надо было нагнуться. Лазеры должны были появиться на тридцать лет раньше. Но серьезная наука просто прошла мимо. Потом вернулись.

— Подобрали, — поддакнул Ровенский и поинтересовался: — Когда станет известен принцип, быстро процесс можно повторить?

— Не совсем… Тут есть одна заковырка. Неустойчивость процесса. Я не представляю, как эти ребята ее преодолели… Если им это удалось, то самая большая ценность — сама технология.

— То есть — железо, — заключил Ровенский.

— Сам аппарат, — согласился Мартынов.

— Если все верно — действительно последствия будут такие, как расписывал этот сумасшедший? — спросил Марципало.

— Земной шарик немножко вздрогнет — это факт, — ухмыльнулся Мартынов.

— Любопытно, — президент фонда потрепал в задумчивости свой подбородок. — Очень любопытно… Ладно… Сегодня бухгалтерша на месте. Деньги раздает.

— Там мой скромный гонорар? — потупился Мартынов.

— На пачку бумаги хватит, — ввернул Ровенский. Мартынов расплылся в улыбке, церемонно попрощался, пожав руки работодателям и чинно удалился.

— Ну что скажешь? — спросил Ровенский.

— Похоже, с этим экстрасенсом чокнутым мы можем наткнуться на золотую жилу, — признался президент фонда.

— Теперь бы из «Колдуна» самого жилы не вытянули, — горько усмехнулся Ровенский, погладив лысину.

— Сема, заткнись, — кинул зло Марципало. — Не маши попусту языком.

— Чего так? — удивился Ровенский.

— Тогда язык не укоротят! — жестко произнес президент фонда.

Белка сиганула с дерева, в пару прыжков преодолела асфальтовую дорожку и вскарабкалась на другой ствол.

— Белок больше стало, — заметил Зевс. — Очень мило.

— Уголок Дурова, — кивнул Артемьев, мысли которого витали далеко.

Близился вечер. В парке, затерявшемся среди безликих многоэтажек, было пустынно. Вдоль аллеи шли голубые ели, вокруг возвышались сосны, аккуратные дорожки тянулись к приземистому трехэтажному желтому зданию с колоннами и неизменным для пятидесятых годов барельефом — снопы ржи, пятиконечные звезды. Вдоль дорожек обреченно возвышались задрипанные гипсовые скульптуры рабочих, крестьянок, потрепанных жизнью не меньше, чем живой трудовой люд. Парк принадлежал сельскохозяйственному НИИ, ныне успешно загибающемуся. Здание вместе с парком в ближнем Подмосковье прибрала под контроль одна из коммерческих структур «Легиона». Здесь понаставили видеокамеры и охранную технику, а вот до приведения в порядок строений и скульптур пока руки не дошли.