Александр Тамоников - Бой после победы

— С ротным девять! Еще Шах! И все раненые!

— Шах? Что за Шах?

— Да какая разница, отец? Чечен один правильный!

— За наших стоял, что ли?

— За наших! Если бы не он, никого в живых не осталось бы!

— Вот как бывает! Чеченец, а за наших! Не все, выходит, они против нас были? — После непродолжительного молчания таксист неожиданно спросил: — Погоди, лейтенант, ты сказал, что вас уцелело с ротным девять человек! Но ведь ротный и вызвал огонь на себя. Как он выжил-то?

— Выжил! Воскрес из мертвых, без ног и руки.

— А?! Ну, извини!

— Да что ты все извиняешься?

— Так неудобно! Мы, мужики здоровые, здесь деньгу сбивали, а пацаны в то время бой смертный принимали! Разве справедливо это? Если б тогда кто кликнул, пол-России на помощь пошло. Так ведь не кликнули! Обидно! Получается, бросили вас. А ведь у нас так никогда не было, чтоб своих бросали! Закон есть закон, сам погибай, а товарища выручай. На этом и воспитывали ранее!

Колян вдруг зло проговорил:

— В том-то и дело, что ранее. Сейчас все по-другому. И пять лет назад по-другому было! Но, прошу, отец, не будем об этом!

Таксист согласился:

— Не будем! Понимаю! Да и подъезжаем по адресу городскому.

Костя сказал:

— Вы нам, пожалуйста, Иван Сергеевич, возле магазина остановитесь. Немного пройдемся с женой.

— Какие проблемы? Возле магазина, так возле магазина. Только погодка для прогулок не совсем подходящая.

Минуту назад на улице заморосил дождь.

Константин ответил:

— Ничего! После «курорта», с которого мы вернулись, это самая лучшая на свете погода!

Такси остановилось возле магазина.

Костя спросил:

— Сколько с нас?

Иван Сергеевич улыбнулся:

— Идите, гуляйте, пока гуляется! А плата? Так у меня сегодня день благотворительности.

Константин возразил:

— Так не пойдет! Вы работаете…

Таксист не дал ему договорить:

— Сказал, идите — значит, идите! И счастья вам.

Ветров пожал плечами, и они с Леной вышли из салона. Водитель включил передачу, взглянул на Николая:

— В Кантарск, лейтенант?

— Тоже бесплатно?

Пожилой таксист серьезно взглянул на Горшкова:

— Ты считаешь, я могу взять с тебя деньги? Сам-то за тот бой плату просил?

— Ну ты сравнил!

— Сравнение, может, и неудачное, но, по моему разумению, не олигархам, не чиновникам, а вам Россия принадлежать должна. Таким, как ты, отстоявшим ее не щадя живота своего! А те, суки, кинули пацанов в бойню, а потом рожи сытые воротят, когда ребятам что требуется. И отговорка одна — мы вас туда не посылали. Так что о деньгах не говори, не надо! Не обижай!

Николай улыбнулся:

— Живет Россия, отец!

Таксист удивился:

— Ты к чему это?

— Да так! У тебя курить в машине можно?

— Кури! Только окно сильно не открывай. Так, чтобы дым вытягивало, а то просквозит, и в результате радикулит, мать его, прихватит. Удовольствие, доложу тебе, лейтенант, врагу не пожелаешь!

Николай закурил. Иван Сергеевич повел свою еще не старую «Волгу» по лабиринтам улиц города, выводя автомобиль на трассу, ведущую к райцентру Кантарск. Колян взглянул на часы. Стрелки показывали 19.15. Часам к девяти должны прибыть в пункт назначения. Выбросив окурок, Николай задремал. Все же усталость последних дней, и в первую очередь психологическая, давала о себе знать.

Разбудил Коляна таксист на въезде в Кантарск:

— Лейтенант, подъем! Турция!

Николай открыл глаза:

— Турция, говоришь? Это хорошо!

— Куда дальше?

— В райотдел! Поезжай прямо, на втором перекрестке налево. Дальше покажу. Тут недалеко. — И, зевнув, добавил: — Здесь, в Кантарске, все недалеко!

Через пять минут остановились у здания милиции.

Николай спросил:

— Значит, отец, денег не возьмешь?

— Нет! На других, что в казино до утра кайфуют, доберу. Ты об этом не волнуйся!

— Тогда спасибо!

— Всего хорошего! Да возьми визитку! Будешь в городе, звони, обслужу!

Горшков положил карточку в карман:

— Позвоню! Бывай, отец!

Николай покинул салон, прошел в дежурную часть райотдела. «Волга», развернувшись, отправилась обратно в город.

В дежурке за пультом сидел старший лейтенант Канарейкин, что нес службу тогда, когда Николай доставил сюда свиту вице-губернатора, пойманного с поличным на браконьерстве и развращении не достигшей совершеннолетия Лизы Коноваленко, официантки дорожного кафе у Жохино. Сзади на топчане устроился старшина Степан Головко.

Часы в дежурном помещении показывали 21.20.

Старший лейтенант, увидев сослуживца, удивился:

— Колян? Тебя каким ветром занесло сюда, да еще в это время?

Лейтенант ответил:

— Попутным, Саня! Я же в отпуске, вот на Канары летал отдохнуть среди экзотики малость.

Старший лейтенант недоверчиво взглянул на Горшкова:

— Брешешь ведь, Колян?

— Почему? Как Герою дали путевку. Фонд, как его, ветеранов локальных войн!

Канарейкин почесал затылок:

— Разве что как Герою и фонд? — И наклонился к Николаю: — Ну и как там, Коль?

— Ништяк! Море, солнце, пальмы и кругом полуголые бабы.

Физиономия дежурного расплылась в похотливой улыбке:

— Бабы полуголые, говоришь? И какие?

— Что значит, какие? Бабы они везде одинаковы! У всех поперек, а не вдоль.

— Это понятно, расы какой? Негритянки, наверное? Ни разу черную даже пальцем не тронул, а не прочь попробовать!

Николай закурил, хотя это было строго запрещено в дежурном помещении. Запрещено для всех, кроме своевольного Коляна, не терпевшего ограничений собственной свободы:

— На Кипре, Саня, больше белых баб, но встречаются и негритянки, и метиски, последние красивые, фигуристые, страстные.

Подозрение вновь мелькнуло в глазах Канарейкина:

— Погоди, погоди, какой Кипр? Ты ж говорил, на Канарах отдыхал?

Но Николая не просто было уличить в такой мелочи:

— На Канарах! Но туда тур через Кипр. Так что два дня пришлось провести на Кипре. А насчет Канар, так там баб всех мастей хватает! Я как раз с негритянкой, то ли с Камеруна, то ли с Алжира, не разобрался, базарила-то она по-французски, а я больше по-русски или по-матерному, закружил. Тоже, как метиска, стройная, фигура — куда там нашим Машкам!

Канарейкин поверил:

— Спал с ней?

— С Джулией, что ли?

— А ее Джулией звали?

— Да! Конечно, спал. Три ночи провели вместе!

Дежурный сглотнул слюну:

— Ну и как, Колян?

— Что как?

— Да не придуривайся ты, ведь въезжаешь, о чем спрашиваю!

Интерес к разговору проявил и старшина, пересевший к пульту.

Николай похлопал старшего лейтенанта по плечу:

— Тебе, Саня, этого не понять!

— Почемуй-то?

— Это испробовать надо!

— Колян, мозги не крути, а? Ну чего цену набиваешь?

Горшков вздохнул:

— Ладно! Короче, с негритянкой спать — это тебе не халам-балам! Страстные до невозможности. И ненасытные. Три ночи глаз не сомкнул. Вроде сделали дело, отдохнуть можно, куда там! Через минуту опять лезет. И такие фортели выкидывает, не придумаешь. А главное, Сань, необычно, непривычно. Да еще при свете!