Эрл Гарднер - Дело о бархатных коготках

Она опустила глаза и тихо захихикала, давая понять, что не считает приключение особенно неприятным.

— И что? — спросил Мейсон.

— Они вели себя так, точно поймали меня с дымящимся револьвером в руке. Велели мне одеться, не спускали с меня глаз даже тогда, когда я одевалась. Потом взяли меня наверх, на допрос.

— И что вы им сказали? — заинтересовался Мейсон.

— Правду. Что я легла спать и сразу же заснула, а когда проснулась, то этот полицейский стоял рядом с моей постелью и пялился. — Довольная собой, она через минуту добавила: — Они мне поверили.

Ее мать продолжала сидеть сплетя руки на коленях и уткнув взгляд в стол.

— И вы ничего не видели и не слышали? — продолжал расспрашивать Мейсон.

— Ничегошеньки.

— И ни о чем не догадываетесь?

— Ни о чем, — встряхнула она головой, — что можно было бы повторить вслух.

— А то, — кинул он на нее острый взгляд, — что не годиться для повторения?

— Конечно, — кивнула она, — я здесь только неделю, но за это время…

— Нора! — оборвала ее мать голосом, который вдруг потерял свою сухость и прогремел как хлопок кнутом.

Девушка умолкла, Перри Мейсон бросил взгляд на мать. Та даже не подняла глаз от стола, когда он обратился к ней:

— Вы также ничего не слышали, миссис Вейт?

— Я здесь прислуга. Ничего не вижу, ничего не слышу.

— Это очень похвально в вашем положении, пока дело идет о мелочах. Но я не знаю, будет ли полиция придерживаться этого мнения в деле об убийстве, и не будете ли вы вынуждены вспомнить все, что видели и слышали.

— Я ничего не видела, — сказала она, не дрогнув лицом.

— И не слышали?

— Нет.

Мейсон косо посмотрел на нее. Он чувствовал, что женщина что-то скрывает.

— Полицейским вы отвечали так же?

— Кофе сейчас закипит. Может быть, убавите газ, чтобы оно не выкипело?

Мейсон повернулся к плите. Из кофейника начинал подниматься пар.

— Я буду присматривать за кофе, а тем временем хотел бы узнать, отвечали ли вы полицейским таким же образом.

— Каким образом?

— Так же, как сейчас.

— Я сказала им то же самое: что ничего не видела и ничего не слышала.

Нора Вейт захихикала.

— Это версия, от которой матушка не отступится, — заметила она.

— Нора! — обрезала ее мать.

Мейсон не спускал глаз с обеих женщин. Его лицо оставалось совершенно спокойным, только глаза были твердыми и настороженными.

— Вы знаете, миссис Вейт, я адвокат. Если вы можете что-то сказать, то сейчас самое время для этого, лучше не придумаешь.

— М-мм, — ответила бесцветно миссис Вейт.

— Что это значит?

— Я согласна с тем, что лучше не придумаешь.

Минуту царила тишина.

— И что? — спросил Мейсон.

— Мне нечего сказать, — закончила она, по-прежнему глядя в стол.

В эту минуту вода в кофеварке стала булькать. Мейсон убавил пламя.

— Я достану чашки и блюдца, — сказала девушка, срываясь с места.

— Сиди, Нора, — скомандовала ей мать. — Я сама этим займусь. — Она отодвинула стул, подошла к буфету, достала несколько чашек и блюдечек. — Сойдут им и эти.

— Но, матушка, — возразила Нора, — это чашки для шофера и прислуги.

— Ведь это же полицейские. Какая разница?

— Большая разница.

— Это мое дело. Ты знаешь, что сказал хозяин, если бы был жив? Не дал бы им вообще ничего.

— Но он умер, — ответила Нора. — Теперь здесь будет хозяйничать миссис Белтер.

Миссис Вейт повернулась и посмотрела на дочь своими глубоко посаженными, матовыми глазами.

— Я в этом не уверена, — заявила экономка.

Мейсон налил кофе в чашки, после чего снова слил его в кофеварку. Когда он повторил эту операцию во второй раз, кофе был черным и дымящимся.

— Не могу ли я попросить какой-нибудь поднос? Я возьму кофе для сержанта Хоффмана и Карла Гриффина, а вы можете подать наверх.

Миссис Вейт без слова подала ему поднос. Мейсон налил три чашки, взял поднос и через столовую вернулся в салон.

Сержант Хоффман стоял широко расставив ноги и наклонив вперед голову. Карл Гриффин сидел обмякший на стуле, с помятым лицом и налитыми кровью глазами. Когда Мейсон вошел с кофе, сержант говорил:

— Вы совсем не так отзывались о ней, когда приехали.

— Я был тогда пьяным, — ответил Гриффин.

Хоффман бросил на него испепеляющий взгляд:

— Люди часто говорят в пьяном виде правду и уходят от искреннего ответа, когда трезвы.

Гриффин поднял брови, выражая вежливое удивление.

— Правда? — переспросил он. — Я никогда не замечал за собой ничего подобного.

В этот момент сержант Хоффман услышал за спиной шаги Мейсона. Он повернулся и широкой улыбкой встретил дымящийся кофе.

— Вы просто молодец, мистер Мейсон. Вы подоспели очень вовремя. Выпейте кофе, мистер Гриффин, вы сразу же почувствуете себя лучше.

Гриффин кивнул головой.

— Очень аппетитно пахнет, но я и так чувствую себя нормально.

Мейсон подал ему чашку.

— Вы ничего не знаете о существовании завещания? — неожиданно спросил Хоффман.

— Я предпочел бы не говорить об этом, господин сержант, если вы ничего не имеете против.

Хоффман взял у Мейсона чашку.

— Так уж странно получается, — заявил полицейский Гриффину, — что я почему-то имею кое-что против вашего желания. Прошу ответить на вопрос.

— Да, завещание существует, — неохотно признался Гриффин.

— А где оно?

— Этого я не знаю.

— Тогда откуда вы знаете о его существовании?

— Дядя сам мне его показывал.

— И что в нем сказано? Все наследует жена?

Гриффин покачал головой:

— Из того, что мне известно, она ничего не наследует, кроме суммы в пять тысяч долларов.

Сержант высоко поднял брови и присвистнул.

— Это совершенно меняет суть дела.

— Какую суть дела? — спросил Гриффин.

— Ну, все предпосылки следствия, — объяснил Хоффман. — Ее существование зависело от того, останется ли мистер Белтер в живых. С момента его смерти она практически оказывается на мостовой.

— Насколько мне известно, они жили друг с другом не самым лучшим образом, — поспешил объяснить Гриффин.

— Это еще ни о чем не свидетельствует, — ответил Хоффман задумчиво. — В таких случаях мы стараемся прежде всего установить мотив.

Мейсон широко улыбнулся Хоффману.

— Неужели вы серьезно могли предполагать, что миссис Белтер убила своего мужа? — спросил он таким тоном, как будто сама мысль об этом была смешной.

— Я провожу предварительное следствие, мистер Мейсон. Я пытаюсь установить, кто мог убить. Мы всегда перво-наперво ищем мотив. Вначале необходимо установить, кто получает выгоду от убийства, а уж затем…

— В таком случае, — вмешался Гриффин трезвым голосом, — подозрение должно пасть на меня.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Хоффман.

— Согласно завещанию, — медленно сказал Гриффин, — я наследую все. Я не делаю из этого особого секрета. Дядя Джордж симпатизировал мне больше кого-либо другого. Это значит, что он симпатизировал мне настолько, насколько позволял ему характер. Потому что я сомневаюсь, чтобы он вообще был способен на настоящую любовь и симпатию к кому бы то ни было.