Эрл Гарднер - Рыба ушла с крючка

— Интересный у вас метод доказательств! Садитесь, пожалуйста, мистер Лэм, и чувствуйте себя как дома.

Поскольку мы теперь будем проводить вместе много времени, называйте меня просто Мэрилин, а я вас буду звать Дональдом. Только что пришла еще одна такая штука — с доставкой на дом. Оттого я, признаюсь, сейчас такая расстроенная.

— Что вы называете «такой штукой»? — спросил я.

— Она там, на столе. Можете взглянуть.

— Вот это заказное письмо с вручением адресату под расписку?

— Да.

Я достал из портфеля пару пинцетов и перчатки.

— Зачем вам пинцет и перчатки? — спросила она.

— Чтобы не испортить отпечатки пальцев на письме.

И конверт я держу за краешки, чтобы как можно меньше оставить на нем своих отпечатков пальцев.

— С бумаги снять отпечатки пальцев невозможно.

— Вы говорите таким авторитетным тоном, Мэрилин, как будто вы — полицейский эксперт.

— Нет, это мистер Арчер мне сказал, что с бумаги отпечатки снять невозможно. Ну разве что жирные отпечатки, которые проявляются в парах йода, но они встречаются так редко, что ради этого и не стоит пытаться исследовать бумагу.

Я вынул бумагу из конверта и развернул ее, держа за края.

Вырезанные из газеты и наклеенные буквы гласили:

«УБИРАЙСЯ, УБИРАЙСЯ, УБИРАЙСЯ, ПОКА НЕ ПОЗДНО. МЫ ДЕЛО ГОВОРИМ. ТЕБЕ НЕ ПОНРАВИТСЯ, ЕСЛИ ЛЮДИ КОЕ-ЧТО ПРО ТЕБЯ УЗНАЮТ. УБИРАЙСЯ».

Я тщательно сложил письмо, вложил его обратно в конверт и изучил адрес: «Мисс Мэрилин Чилан, квартира 617, Недлер-Армс (проезд Недлер-Сити)». И оттиск резинового штампа, очевидно, из игрушечного набора, продающегося для детей к Рождеству. Прижимали штамп явно вручную, отчего правая сторона была чуточку светлее левой.

— Это десятое по счету, — сказала она.

— Содержание одинаковое?

— Почти.

— Что вы с ними делаете?

— Сохраняю. Мистер Арчер считает, что я должна их сжечь, но… В общем, если дело еще хуже обернется, я намерена обратиться к почтовому начальству, независимо от того, понравится это кому-нибудь или нет.

— Что значит «если дело обернется еще хуже»?

— Ну, не знаю… хуже, чем сейчас.

— Насколько хуже?

— Что касается меня, то хуже, чем сейчас, быть не может. Нервы у меня — ни к черту, на работе мне дали двухнедельный отпуск. Конечно, в фирме не знают, что происходит. Они думают, что я больна.

— Где находится ваша фирма?

Она взглянула на меня с внезапной подозрительностью.

— Вы обязаны это сами знать.

— Я только хотел проверить, ведь теперь моя очередь все проверять.

— Ну, такие вещи вы проверять не должны.

— Еще какие были угрозы?

— Да все почти что одно и то же.

— Угрозы предать широкой огласке какие-то сведения, которые вы бы хотели держать в секрете?

Она промолчала.

— Что-то касающееся вашего прошлого?

— Я думаю, что у каждого мужчины или женщины есть в прошлом такое, ну, такое, что… — Не закончив фразы, она смолкла.

— А что насчет телефонных звонков?

— Они идут как бы сериями, — сказала она. — То бывает четыре или пять в течение часа, а затем долгое время ни одного. Потом опять два-три подряд.

— А что говорят по телефону? То же самое, что пишут в письмах?

— Нет, по телефону — иначе. Звонят, я поднимаю трубку и слышу чье-то тяжелое дыхание.

— Кто дышит — мужчина или женщина?

— Господи, откуда я знаю! Похоже, что дышит крупный дородный мужчина, но это может быть и женщина, подражающая мужчине.

— И что происходит дальше?

— Он продолжает держать трубку, пока я свою не положу.

— Что-нибудь говорит?

— Никогда.

— Вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?

— Он мой босс.

— Я спрашиваю, вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?

— Я его секретарша, работаю у него почти год.

— Вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?

Она с вызовом посмотрела мне в глаза:

— Это что, допрос в соответствии с полученными вами инструкциями?

— Инструкция у меня одна — установить, кто вас допекает, и положить этому конец. Вы ведь тоже этого хотите?

— Да.

— Вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?

— Хорошо знаю.

— Он женат?

— Да.

— Он бывал в этой квартире?

— Случалось.

— Он поднимал трубку, когда вам звонили?

Поколебавшись, она отрицательно покачала головой:

— Нет.

— Почему?

— Он не часто здесь бывал, и его визиты не совпадали со звонками. Как я вам говорила, звонки идут сериями.

Я сказал:

— Главное сейчас, когда позвонят снова, заставить его — или ее — раскрыться. Вы не думаете, что это проделки ревнивой жены?

— Я не знаю, кто это может быть.

— Вы опускаете трубку молча, не сказав ни слова?

— Чаше всего я просто немею от ужаса. Когда это начиналось, я пыталась завязать разговор, а сейчас я чаще помалкиваю.

— Вот теперь постарайтесь завести разговор. Постарайтесь сказать что-нибудь такое, что заставит ее или его отреагировать.

— Но как я это смогу?..

Раздался телефонный звонок. От этого звука она вздрогнула, словно ее укололи булавкой. Автоматически она подалась к аппарату, но ее протянутая рука застыла в воздухе на полдороге. Она посмотрела на меня с паническим страхом в глазах.

— Наверное, он, — сказала она.

— Проверьте, он или не он.

Опять звонок.

— Надеюсь, что нет, надеюсь, не он. Мы ведь только что сменили номер, и его еще нет ни в одном справочнике. Я надеялась, что теперь уж перемена номера положит конец этим звонкам.

Телефон снова зазвонил.

Я указал ей на аппарат.

Она подняла трубку и произнесла:

— Алло! — И лицо ее тут же исказила гримаса ужаса.

Она взглянула на меня и утвердительно кивнула.

Из-за ее плеча я протянул руку, забрал у нее трубку, приложил к уху и услышал тяжелое, зловещее дыхание.

— Хэллло, гнида! Говорит Дональд Лэм. Если ты меня еще не знаешь, то скоро хорошо узнаешь. Я тот самый малый, который тебя выследит и засадит за решетку.

Я замолчал. Тяжелое дыхание в трубке продолжалось.

— А хочешь знать, почему я тебя назвал гнидой? — непринужденно сказал я в трубку.

— Да потому, что ты — трус, подлец и дважды сопливая мразь. Пугать ты мастак, сделать ничего не можешь, только звонишь по телефону и дышишь как паровоз. — Я рассмеялся. — Придумал бы что-нибудь получше. Ну, на что ты еще способен?

В ответ — ни слова, только тяжелое дыхание.

Я сказал:

— С этими дисковыми наборными аппаратами немного трудновато засечь телефонного хулигана, но это возможно. И когда мы тебя наколем, тебе не миновать довольно продолжительного отдыха в казенном доме с зарешеченными окнами. Использование почты в незаконных целях — раз, шантаж — два, попытки вымогательства — три. Ох, и устроим же мы тебе головомойку!

К тому же, — продолжал я, — ты дал маху с последним письмом. Извозил палец в клею и оставил для нас на конверте шикарный отпечаточек. Ну, как тебе это нравится?