Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Уж будь спокоен, – говорю я. – В Москву небось попал. Это тебе не под алычой пузо греть… – и деловито спрашиваю. – Где ты его хоть завалил, какой примерно район?

– А я знаю ваши районы? – пожимает широченными плечами Леха. – Почем я знаю какой?

– Ну, ты хоть примету дай. Я Москву всю обегал.

– А тебе зачем?

– Во, доска! – призываю я в свидетели Илью Захаровича и снова обращаюсь к Лехе: – Ты соображаешь, куда попал? Да если тебя ищут по мокрому делу, то целый ты отсюда не выберешься, понял?

– Сам – нипочем, – подтверждает Илья Захарович. – Если только кто поможет.

– А что он, к примеру, сделать может? – довольно нервно спрашивает Леха, торопливо закуривая и, словно на улице, прикрывая спичку ладонями, потом откидывается на спинку стула и испытующе смотрит на меня.

– Что может сделать? – переспрашиваю я. – Да все, что потребуется. К примеру, скажем, маслят добыть, как договорились. Не передумал?

– Ты что? – оживляется Леха. – А ну, давай.

– Нет, милый человек, – спокойно качаю я головой. – Связываться с тобой таким делом я погожу. Мои маслята небось не в лесу растут. И мне еще свобода не надоела. А за такие дела знаешь, что отламывается?

– Чего же ты ждать собрался?

– А вот охота мне, понимаешь, знать, в самом деле тебя ищут, или тут ошибочка вышла.

– Ты же говоришь, ищут, – хмурится Леха. – Или брешешь?

– Брешет пес! – огрызаюсь я. – А твои приметы вроде бы те самые, что мне шепнули, – я вглядываюсь в Лехину круглую рожу. – Но все дело в трупе. Где ты его завалил?

– Говорю, не знаю.

– Темнишь, Леха? – угрожающе говорю я. – Ну, гляди. Сам все равно теперь из Москвы не выберешься. Захлопнуло тебя здесь.

И я энергично сжимаю перед его носом кулак.

Лехе становится явно не по себе, он нервно затягивается и яростно мнет недокуренную сигарету в стеклянной пепельнице.

– Ладно, – решается он. – Сейчас вспомним.

Леха морщит лоб и энергично скребет затылок.

– Значит, так, – говорит он. – Здоровущая церковь там недалеко. Видно ее с того двора даже. Потом, вокзалы рядом. Вот в том дворе мы его… вечером.

«Мы»! Леха впервые сказал «мы».

– Неужто пальнули? – пугается Илья Захарович.

– Еще чего, – самодовольно усмехается Леха. – Мы его – чик! И не кашляй. А потом Чума камнем по лампочке. И тикать.

– Так, может, вы его не до смерти? – спрашиваю я и с трудом подавляю даже малейшую нотку надежды в своем голосе.

– Все точно, – отвечает Леха. – Не дышал уже.

– Да ведь вы утекли, – настаиваю я.

– Вернулись потом. В сарай чей-то затащили. И за доски спрятали. Теперь до весны, это точно, – словно сам себя успокаивая, говорит Леха.

– А сарай-то чей был? – продолжаю расспрашивать я.

– Хрен его знает. Мы петлю вывернули, а потом на место поставили. Так что ничего они не нашли, брехня все, – убежденно заключает Леха.

И лениво тянется снова к сигаретам.

– А что, Леха, не страшно тебе было убивать, а? – спрашивает Илья Захарович, и я вижу, как чуть заметно задрожали вдруг толстые Лехины пальцы, в которых он уже зажал сигарету.

– Чего ж тут страшного? – храбрясь, отвечает он. – Чик и… готово.

– Много страшного, – вздыхает Илья Захарович. – Если в первый раз, конечно. Человеческая жизнь, Леха, чего-нибудь стоит. Что твоя, что другого. Как считаешь? Охота тебе, скажем, помереть?

– Кому ж охота?

– Ну вот. А ты говоришь, отнять ее не страшно.

– Пьяный я был, – хмуро говорит Леха, отводя глаза и стараясь не смотреть на свои руки.

Нет, совсем не спокойно у него на душе, мутно там, тошно и страшно, я же вижу. И это больше, чем любые его слова, свидетельствует о том, что Леха и в самом деле замешан в таком жутком преступлении как убийство. И замешан, оказывается, не один. Но мы, однако, ничего об этом убийстве не слышали. Неужели они на самом деле спрятали труп в каком-то сарае?

– Ну, кое-чего я вспоминаю в том районе. Ты меня поправь, если не так, – медленно говорю я, словно в самом деле роясь в своей памяти. – Двор этот проходняк… Оттуда как раз Елоховская церковь видна… Ворота железные, на цепи, но пройти можно…

– Прямо в доме ворота, забора нет, – вставляет Леха.

– Точно, – соглашаюсь я. – Двор небольшой такой, тесный, – продолжаю как бы вспоминать я. – Детская площадка посередине, а справа сараи, штук шесть, так, что ли?

– Точно, – удивленно таращится на меня Леха. – Только сараи прямо будут, за площадкой. А справа дом.

– Ага. Трехэтажный, кирпичный…

– Не. Пяти. А с третьего этажа тот шел, ну которого мы…

Леха вдруг запинается, решив, что сказал что-то лишнее, и, усмехаясь, добавляет, надеясь, видимо, отвлечь мое внимание:

– Лопухи! Среди зимы надумали ворота красить зеленью какой-то.

– Да ладно, – небрежно машу я рукой, словно и думать мне надоело над всей этой ерундой.

Что ж, теперь, пожалуй, можно попробовать отыскать тот двор. Вполне можно попробовать.

Мне, однако, не дает покоя пистолет. Я ни на минуту о нем не забываю, пока веду разговор с Лехой. Это дело нешуточное. Если я этот пистолет не найду, если он останется у кого-то из бандитов, страшно подумать, что может случиться. И все, что случится, будет целиком на моей совести, чья-то оборванная жизнь, например. С ума можно сойти от одной этой мысли.

Итак, следует перевести теперь разговор на пистолет, надо реализовать нашу «домашнюю заготовку».

Я небрежно достаю из кармана патроны и рассыпаю их на столе перед Лехой. Он недоверчиво, с любопытством рассматривает их, ни к одному, однако, не притрагиваясь.

– Узнаешь? – насмешливо спрашиваю я.

– Чего ж тут не узнать, – в тон мне отвечает Леха.

– Эх, темнота, – уже с откровенной насмешкой говорю я. – Это же все разные калибры, вон, на глаз видно, – и кладу рядом два патрона. – Вот «вальтер» номер три, а это – наган. А вот этот, – я придвигаю ему третий патрон, – от ТТ. Лавка к тебе приехала, дура. Выбирай, чего требуется. Ну?

Леха озабоченно чешет затылок.

– Вроде «вальтер»…

– «Вроде!» – передразниваю, я. – А номер какой?

– Хрен его знает какой.

– Ну, тащи тогда, примерим, чего тебе требуется.

– Ишь ты, какой «примерщик», – недоверчиво усмехается Леха, наклоняясь над столом и рассматривая патроны, по-прежнему не решаясь, кажется, к ним прикоснуться, потом откидывается на спинку кресла и, сунув руки в карманы, объявляет. – Вот я их отнесу, там и примерят.

– Там пусть свои примеривают, – зло отрезаю я. – А эти, милый человек, я из рук не выпущу, понял? Не мои они.

– Так я тебе гроши оставлю.

Я знаю, что Лехе уже не выйти просто так из этого дома. Стоит ему показаться на улице, как его возьмут под наблюдение, и он сам приведет наших ребят к месту, где спрятан пистолет, или к его истинному владельцу. Может быть, он приведет нас к Чуме? Или к третьему, если он существует? Однако отдавать Лехе патроны я все же не должен. Еще не хватает снабжать этих гадов патронами, даже если подойдет только один. Это может стоить одной человеческой жизни. Кроме того, такая подозрительная доверчивость – отдать ему все, а главное, разные патроны, большинство из которых ему не подойдет, при их очевидном дефиците, способен только последний «лопух», и это может насторожить Леху или того, другого, к кому он понесет патроны.