Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Значит, так, – решительно говорю я, поворачиваясь к Лехе. – Хочешь маслята примерить или нет? Давай сразу говори.

– Хочу, – не задумываясь, отвечает Леха.

– Тогда ноги в руки, и пошли, – все так же решительно заключаю я. – Так и быть, гляну, что за пушка у вас.

– С тобой… ехать?

– Со мной. Чего вылупился? – усмехаюсь я. – Не бойся, не обижу.

– Ну, зачем обижать, – неуверенно гудит Леха, все еще не придя в себя от моего неожиданного решения. – Мы зазря тоже никого не обижаем.

– И того, значит, не зазря, – вполне к месту интересуется Илья Захарович. – За дело, выходит, а, Леха?

– За дело, – хмуро соглашается Леха.

– Как же вы с ним перекрестились, ежели ты первый раз в Москве, а он, выходит, тутошний? – не отстает Илья Захарович.

– Он тоже из наших мест.

– Чего же вы его там не завалили, у себя? – удивляется Илья Захарович. – Чего проще-то, лопухи?

– Значит, надо было так, – недовольно отрезает Леха и предупреждает. – Не цепляйся, дядя Илья. Больше трепать об этом деле не буду. Нельзя.

– О! – поднимает палец Илья Захарович и обращается ко мне. – Видал, Витек? Я ж тебе говорю, деловой мужик, – указывает он на Леху. – Вполне можешь доверить ему… кое-что. Как он нам.

– Ну, так как, едем, что ли? – спрашиваю я таким тоном, словно проверяю Леху, «деловой» он мужик или так, и в самом деле мелочь пузатая, как выразился Илья Захарович, и можно ли вообще с Лехой иметь дело.

– Некуда пока ехать, понял? – горячо, даже с каким-то надрывом отвечает мне Леха, как бы принимая мой вызов и изо всех сил демонстрируя искренность.

– У Чумы она, пушка-то. Его она. А маслят нет. Он чего хочешь за них отдаст.

– Ну, а за чем дело?

– За Чумой и дело, – все так же горячо отвечает Леха, совсем утеряв свою сдержанную солидность. – Мы как в тот вечер разбежались, так и не сбежались пока. Побоялся я по тому адресу идти, куда меня ночевать определили. К бабке одной. Вот к вам, значит, прибился. Ну, Чума меня и потерял. И я про него пока ничего не знаю.

– Ну и что дальше? – холодно и напористо продолжаю спрашивать я, словно экзаменуя Леху.

– А дальше вот – звоню Музке-Шоколадке, бабе его, – охотно продолжает Леха. – Она по телефону темнит. Чуму даже называть не хочет. Встретиться, говорит, надо. В городе. К себе, видишь, не пускает.

– А вообще-то ты с ней знаком?

– Какой там знаком. Издаля видел два раза.

– Чума у нее живет?

– Хрен его знает. Может, и у нее.

– Ну, и как же ты его теперь найдешь? – спрашиваю я.

– А вот с Музкой-Шоколадкой в четыре часа свидимся, она и скажет. Отсюда до Белорусского вокзала далеко?

– Отсюда куда хочешь далеко, – рассеянно отвечаю я. – Это же конец Москвы.

Однако и болтлив же стал Леха. С чего бы вдруг? Неужто так напуган? Положение у него, конечно, такое, что не позавидуешь. Это он видит. Вот-вот задымится, если не сгорит. Хотя на паникера он никак не похож. Он мне кажется парнем крепким. Впрочем, чужая кровь на руках многое меняет в психике. И состояние его сейчас необходимо использовать.

– Ты помни. Намертво себе заруби, – внушительно говорю я ему. – Если за тобой мокрое дело, это всегда может вышкой обернуться. И ты тут никому не верь. Ни богу, ни черту. Вот твой Чума, к примеру. Ты его как знаешь?

– Этот по гроб свой.

– По гроб никто не свой, помни. Ни брат, ни сват. Только мать, понял? У тебя она есть, мать-то?

– Ну, есть… – неохотно отвечает Леха.

– Во. Больше на свете никого у нас нет. Никто по тебе не заплачет.

– Чума – кореш мой старый. Чего у нас только не было, – упрямился Леха, – ни разу не подвел. Так что будь спокоен.

Он, кажется, готовит меня к встрече с этим Чумой.

– Ха! – иронически восклицаю я. – А чего у вас было-то? Морду кому вместе били? Или из ларька шоколад утянули пацанами еще?

– Было кое-что получше, чем ларьки, – самодовольно возражает Леха.

– Где работали?

– У себя.

– Это где же?

– В… Южноморске.

– Ишь ты. У самого синего моря, значит?

– Ага.

– А тебя оттуда отдыхать отправляли?

– Было дело, – невольно вздыхает Леха. – Два раза хватали. Двояк и пятерку имел. Сто сорок четвертая, часть вторая, и восемьдесят девятая, тоже вторая часть. По двум крестили.

Насчет первой статьи у меня сомнения не возникают, скорей всего квартирная кража, это вполне к Лехе подходит. А вот насчет второй статьи он, скорей всего, врет, цену себе набивает, авторитет. Это у них водится. Никак к нему эта статья не клеится – крупная кража государственного имущества группой или с применением технических средств. Конечно, врет.

– Где последний раз сидел? – продолжаю спрашивать я.

– В Мордовской, строгого режима, – с оттенком хвастливости даже сообщает Леха. – Там Чуму и встретил. Там и скорешились. Из наших мест оказался. Потом вместе и вышли.

– А у него в Южноморске кто?

– Мать, жена и дочка, – усмехается Леха. – Три бабских поколения по нему ревмя ревут.

Я смотрю на часы и говорю:

– До Белорусского нам переть долго. Пора, Леха, двигаться.

Говорю я это таким тоном, словно вопрос о нашей совместной поездке уже давно обговорен и решен.

– Ага, – беспечно и как будто даже обрадованно подхватывает Леха. – Пошли. Эх, познакомлю я тебя с такой кралей, что закачаешься.

И мне почему-то кажется, что игра у нас с ним пошла взаимная, и притом серьезная.

В то утро, когда мы расстались с Валей Денисовым, он вернулся к себе в комнату и, скинув пиджак, принялся за работу.

Валя вообще, надо сказать, щепетильно аккуратен и педантичен, как старый холостяк, во всем, а в работе особенно. Я уже рассказывал о нем. Он никогда ничего не забывает, он все собранные сведения по делу, даже самые мелкие и, казалось бы, пустяковые, располагает так точно и аккуратно, что становится в сто раз легче работать дальше.

И одет Валя всегда очень тщательно, я бы даже сказал – франтовато. Известная пословица «по одежке принимают, по уму провожают» в первой своей половине вовсе не несет иронического оттенка. А вообще внешность Вали Денисова многих вводит в заблуждение: невысокий, худощавый, изящный такой, белокурые волосы подстрижены весьма модно, на узком лице большие задумчивые голубые глаза, тонкие руки музыканта, и эдакая благородная бледность разлита на челе. Ну, прямо-таки бедный Вертер с его страданиями, а не оперативный работник милиции. Валю надо хорошо узнать, чтобы это впечатление исчезло. Ну, а для некоторых его обманчивая внешность оборачивается крупнейшими неприятностями.

В то утро Валя, как всегда, основательно принялся за дело. Прежде всего, по имеющемуся у него номеру телефона он узнал, какому учреждению этот телефон принадлежит. Он поступил куда проще, чем обычно в таких случаях официально принято. Он сразу позвонил по этому телефону и вежливо осведомился: