Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Помощником тебе стал?

– Не. Я его в свои дела не втягиваю, понимаешь. Парень сильно от жизни натерпелся, я вижу. Ему покой нужен. Так, мимо иду, захожу. «Здравствуй, Сережа, говорю. Как здоровье?» – «Порядок», – отвечает и молотком стучит. «Жалобы, спрашиваю, есть?» – «Не кашляю больше», – говорит и улыбается. Такая, знаешь, печальная у него улыбка.

– А связи опасные?

– Сам он сейчас не опасный, ручаюсь. Вот что главное, дорогой.

– А судимости у него за что?

– Драка и еще раз драка. Все двести шестая статья, первый раз – часть первая, а потом и вторая. Но как и почему все было, не знаю, не спрашивал и, понимаешь, не хочу спрашивать пока.

Разговаривая, мы незаметно выходим на набережную. Вот и море. От него невозможно оторвать глаз. До этого оно один только раз серой полоской мелькнуло далеко внизу, когда мы шли к рынку. А сейчас оно рядом, вот оно, шумное, холодное, зимнее море, злое и косматое. И какое-то завораживающее в своем вечном, неуемном, яростном движении. Глаз невозможно оторвать от этих бесконечных волн, с пушечным грохотом мерно бьющих одна за другой в высокую набережную. Сильный, тугой ветер наполняет воздух водяной пылью, и лицо сразу становится мокрым, а на губах ощущаешь соль. Очень это здорово, необычно и приятно. Набережная идет вдоль самого моря, пляжа внизу нет, лишь узкая гряда зеленых мокрых камней, так что при несильном даже волнении, как сейчас, над гранитным парапетом то и дело вздымаются косматые гребни волн, а соленые брызги достигают окон домов.

Вдоль набережной тянутся невысокие белые здания. В первых этажах расположены бесчисленные магазины, кафе, рестораны. То и дело в дверях их видны таблички: «Закрыто». Эти рестораны и кафе откроются, видимо, только летом. Прохожих здесь сейчас мало, идут они торопливо, нахохлившись, морщась от брызг. Видно, только такому восторженному приезжему как я тут может что-то нравиться, местные жители предпочитают сейчас вообще не появляться. А вот летом набережная, наверное, самое оживленное место в городе.

Беседуя, мы с Давудом идем не спеша. Я поглядываю на море.

Но вот, наконец, мы и у цели. Между двумя домами притулилась маленькая сапожная мастерская. Это, видимо, просто заброшенная, глубокая подворотня, приспособленная под мастерскую. Весь проем подворотни заколочен досками, оставлена только узкая дверца и маленькое оконце, в котором выставлено несколько мужских и женских туфель. Нет даже вывески, и так, видимо, все ясно.

Давуд толкает дверку, и мы входим в тесное помещение. Невысокий дощатый барьер делит его на две части. За барьером на низенькой скамеечке сидит мастер, я не сразу могу его разглядеть в кажущейся после дневного света полутьме, царящей здесь. Вижу худощавую, согнутую фигуру и неестественно отставленную в сторону ногу под черным сатиновым фартуком. Возле него на низком, грубом ящике разложены инструменты, вокруг лежат старые ботинки, женские туфли, сапоги, разбросаны обрезки кожи, стоят какие-то банки, металлические коробочки. В нос бьет терпкий, острый запах кожи, лака, клея, табака. С потолка прямо к глазам мастера спускается лампочка под железным, в виде конуса, абажуром. Больше освещения тут нет, и мастерская погружена в полумрак. Глаза не сразу привыкают к нему.

Когда мы входим и облокачиваемся на барьер, сапожник поднимает голову, и я постепенно различаю узкое, небритое, бледное лицо, темноватые круги под глазами, а сами глаза дерзкие и умные, но хитрости и тем более коварства я в них не замечаю.

– Здравствуй, Сережа, – улыбаясь, говорит Давуд и протягивает через барьер руку.

Хромой, прежде чем пожать ее, вытирает свою о фартук.

– Здравствуй, Давуд.

В резком его голосе чувствуется теплота.

– Жалобы есть? – спрашивает Давуд.

– Не кашляю, – в ответ сдержанно усмехается Хромой.

Это, видно, стало у них ритуалом при встрече.

– Слушай, Сережа, – уже серьезно говорит Давуд. – Я тебя, дорогой, никогда ни о чем не просил. Так или не так, а?

– Так, – спокойно подтверждает Хромой.

– А теперь вот хочу попросить. Очень нужно, понимаешь.

– Проси, – тем же тоном произносит Хромой.

– Вот, гляди, – Давуд кладет руку мне на плечо. – Это мой друг. Приехал из Москвы. Верь ему, как мне, понимаешь?

– Понимаю, – кивает Хромой, внимательно вглядываясь в меня.

– Так вот. Крепко ему помоги. Изо всех сил помоги. Он тебе сам все расскажет, что надо. Зовут Виталий. Ну, знакомьтесь, пожалуйста.

Мы с Хромым пожимаем друг другу руки.

Давуд смотрит на часы и объявляет:

– Перерыв на обед, пожалуйста. Я ухожу, вы разговаривайте. В семнадцать часов я тебя жду, Виталий, а?

Я киваю, и Давуд, приветственно взмахнув рукой, уходит.

Хромой с усилием поднимается со своей скамеечки и, сильно припадая на одну ногу, выходит из-за барьера.

– Серьезная беседа не терпит суеты, – говорит он. – Пусть будет второй перерыв на обед. Все равно работы ни хрена нет.

Он запирает дверь на длинный засов, потом выставляет в оконце табличку с надписью: «Перерыв на обед».

– Прошу в мои апартаменты, – шутливо произносит он.

Я захожу за барьер. Хромой толкает заднюю дверцу, и мы оказываемся в темной и, как видно, просторной комнате. У двери Хромой щелкает выключателем. Вспыхивает посреди комнаты лампочка под розовым прогорелым абажуром. Я оглядываюсь. Под лампочкой стоит старенький стол, покрытый клеенкой, возле него несколько стульев, в стороне прислонился к стене какой-то допотопный буфет со стеклянными дверцами, а в углу на четырех чурбачках установлен матрац, застеленный старыми одеялами, с двумя цветными подушками в изголовье. На стене возле буфета висят какие-то вещи.

– Здесь живешь? – оглядываясь, спрашиваю я.

– Когда домой идти неохота, – отвечает Хромой и неожиданно добавляет. – Или когда идти опасаюсь.

– И так, значит, бывает?

– Бывает, – просто отвечает Хромой. – Все в жизни бывает. Да ты садись.

Мы подсаживаемся к столу.

– А здесь оставаться не страшновато? – снова спрашиваю я.

– Здесь-то? Не-а. И потом, здесь у меня еще два выхода предусмотрены, – он кивает на дальний, плохо освещенный угол комнаты. – Один – во двор, а второй – в подъезд соседнего дома, под лестницу, его там и не видно. Так что уйти всегда можно.

– Если только в подъезде и во дворе не будут ждать.

– Ну, тут уж целый взвод нужен, – усмехается Хромой. – Столько никогда не набирается. А потом, никто про эти выходы не знает. Тебе только и говорю, раз ты Давуду друг.

– Что ж, на доверие положено отвечать доверием, – говорю я. – Курить можно у тебя тут?

– Можно. Мы не в ресторане.

– А в ресторане разве нельзя? – удивленно спрашиваю я.

– Ага. Ни в одном. У нас город некурящих. Нигде курить нельзя. Ни в кино, ни в театре, ни на пляже. В газете даже объявляли.