Женя Л. - Дело №2 [СИ]

— Состояние ее не очень, но врачи говорят, что шансы хорошие, — закончил инспектор.

— А откуда известно, что это самоубийство? — спросила я.

— Она оставила записку.

— И в чем причина?

— Похоже, депрессия. Тяжелая болезнь, одиночество, убийство матери, арест мужа…

— А другие версии Вы не рассматриваете?

— Рассматриваем, конечно. На квартире Жиля и Лоры сейчас работает бригада, но особо похвастаться им нечем. Все чисто, кроме…

— А как она пыталась покончить с собой? — перебила я инспектора.

— Сделала себе укол, ввела наркотик.

— А откуда у нее наркотик?

— Как нам сказал ее врач, после операции ей прописывали болеутоляющие. Видимо, она не все их израсходовала.

— А уколы после операции она сама себе делала?

— Сначала приходила сестра, но потом Лора очень быстро пошла на поправку, и сестра ей уже не понадобилась.

— А лекарство осталось.

— Да, Жиль говорит, что оно, видимо, так и хранилось в небольшом холодильнике в комнате Лоры. Они этот холодильник специально купили, чтобы она могла держать там свои лекарства и косметику.

— А что в записке? — не унималась я.

— Да просто список причин, как я понимаю.

— Это как?

— А вот так, слушайте. «Я устала, мне одиноко, у меня нет ни близких друзей, ни родственников», — начал цитировать инспектор.

— Постойте, — снова перебила его я. — Там что, список всех ее проблем? В записке есть слова, что она решила уйти из жизни или что-то в этом роде?

— Нет.

— Вам не кажется это подозрительным?

— Кажется, Дженни, но больше ничего подозрительного не обнаружили. На шприце и на ампуле с лекарством только ее отпечатки пальцев.

— Разве на ампуле не должно быть отпечатков аптекаря, например?

— Нет, ампулы в коробке, а на коробке несколько отпечатков, возможно, и аптекаря или кто там еще мог их оставить.

— Вы сейчас в ее, то есть их с Жилем, квартире?

— Да.

— Можно я тоже приеду и посмотрю.

— Нет, Дженни, это лишнее. Скажите мне лучше, когда Вы в последний раз разговаривали или видели Лору? Она, как я понимаю, была Вашим клиентом.

Видимо, они нашли соответствующие бумаги при обыске, поскольку я не помнила, чтобы я говорила инспектору о своем сотрудничестве с Лорой.

— Я звонила ей сегодня вечером из того кафе, спрашивала, знакома ли она с Брандтом.

— И?

— Нет, она про такого никогда не слышала. Настроение у нее, как мне показалось, было не очень, но учитывая обстоятельства…

— Дженни, я же просил Вас держаться подальше от этого дела! — взорвался инспектор. — Сначала после Вашего письма убивают Марту Крейн, затем после Вашего звонка Ваш же собственный клиент пытается наложить на себя руки…

— Но я же только спросила у нее про Брандта! Больше мы ни о чем и не разговаривали.

Я испугалась. Картина, которую нарисовал инспектор, была удручающая, а я во многом виновата.

— С кем Вы еще связывались сегодня? — спросил Норман.

— Я была у родителей Марты, разговаривала с ее соседкой Сью.

— А как Вы на нее вышли?

— Просто постучала в соседний дом…

— Еще?

— С Алазаром, братом Марты.

— Что-нибудь выяснили?

— Нет, особо ничего. Никто из них не знаком и даже не слышал про Алекса Брандта. Впрочем, я не спрашивала про него у Сью, соседки.

— Я сам у нее спрошу, — заверил инспектор.

Мне очень хотелось выяснить подробности того, что произошло в квартире Лоры. Если бы не то странное привидение, которое оставило на столе ключи от почтового ящика, а в сам ящик подложило (почему-то на этот счет у меня сомнений не было) ключи от дома Паулы и Креченских, то я бы действовала смелее. Но так получилось, что я скрыла улику от инспектора, по сути, отговорила или не убедила Лору обратиться в полицию.

— Инспектор, то есть Норман, не могли бы Вы заехать ко мне. Я напою Вас кофе и кое-что расскажу. Мне кажется очень подозрительной эта история с самоубийством, и у меня есть для этого все основания.

— Инспектор чуть помедлил с ответом, сказал, что кофе пить же поздно, а допросить меня он приедет.

— Захватите, пожалуйста, записку, — попросила я, но в он уже отключился. Я сползла с кровати осторожно, чтобы не потревожить кота, и пошла одеваться.

Инспектор позвонил в лавку минут через десять. Я зачем-то провела его на кухню, и мы сели за стол.

— Выкладывайте все и без утайки, — сказал инспектор и достал блокнот.

Я начала рассказывать про ночной кошмар Лоры и про то, как она принесла мне ключи, которые обнаружила в почтовом ящике.

— Где ключи? — сухо спросил инспектор.

Я отдала ему ключи. Он внимательно их рассмотрел и спросил, выяснила ли я, что они открывают.

— Да, один от входной двери Паулы, а другой — дома Креченских.

— Почему Вы сразу не сообщили в полицию о находке?

Я молчала. Во-первых, сказать мне было нечего, а, во-вторых, в моем положении все равно бесполезно было объяснять инспектору, что ключи — улика явно подброшенная. Кто-то, как бы дико это не казалось, пытался обратить именно внимание полиции на то, что Жиль прячет в своем почтовом ящике ключи от домов где он, как предполагалось, совершил два убийства.

— Ну что же, прекрасненько, — сказал инспектор. — Выходит, что Вы не только умышленно скрыли улику от следствия, но еще и клиента своего убедили…

— Никого я не убеждала! Я просто хотела немного сама разобраться во всем этом…

Меня душили слезы, но я никак не могла позволить себе разреветься перед инспектором.

— Дженни, это не игрушки, это — закон, а Вы его нарушили, причем, сознательно.

Это я и без него знала, но у меня в голове последние дни была такая каша, да и события развивались так стремительно, что я напрочь забыла про эти треклятые ключи, которые все-равно и уликой-то особой не были, я имею в виду, против Жиля. Если Лора не врала и ничего не придумала, это означало только одно, что кто-то обладал ключами и от ее с Жилем квартиры, и вполне вероятно, что этот самый Икс и навестил Лору после моего к ней звонка, попытался ее убить и обставил все как самоубийство. Даже записку написал…

— Покажите мне, пожалуйста, записку Лоры, — попросила я инспектора.

Он усмехнулся, покачал головой как бы удивляясь моему нахальству, и достал из блокнота лист бумаги.

Это копия, — пояснил он.

Я взяла лист, который очевидно был вырван из блокнота, и стала читать:

«Я устала.

Мне одиноко.

У меня нет сил сопротивляться обстоятельствам.

Я боюсь завтрашнего дня.

Я боюсь будущего.

Даже работа перестала приносить мне удовольствие.

Я никому не нужна.

Я совершенно одна.»

Все предложения были написаны в столбик.

— Странная записка, Вы не находите? — спросила я инспектора.