Патриция Вентворт - Дело закрыто. Опасная тропа

– Я объясню вам, зачем мы пришли, – сказала она. – У меня есть ваше заявление, и я хотела бы задать вам несколько вопросов, если позволите. Мы считаем, что, возможно, произошла чудовищная ошибка. Муж моей кузины был приговорен к пожизненному заключению. Она мне как родная сестра, и она крайне, крайне несчастна. Я подумала, вы могли бы помочь нам…

– Но все, о чем говорится в заявлении, правда. Каждое слово. Я не могу изменить свои показания.

– Я и не прошу вас об этом. Я только хочу задать вам несколько вопросов.

Хилари залезла в сумку и достала листок бумаги с копией заявления Анни Робертсон. Теперь она четко и ясно понимала, какие вопросы ей следует задать. Она пробежала глазами текст заявления.

Анни Робертсон утверждала, что мистер Бертрам Эвертон поселился в гостинице за три или четыре дня до 16 июля. Возможно, он зарегистрировался 11, или 10, или 12-го числа. Она не могла сказать точно, но об этом должен знать регистратор. Он остановился в номере 35. Она помнила: во вторник, 16 июля, мистер Эвертон жаловался на неработающий звонок в его комнате. Он сказал, будто он не звонит, но проверка показала, что все в порядке. Она обещала понаблюдать за звонком, так как мистер Эвертон утверждал, что иногда он срабатывает, а иногда нет. Мистер Эвертон пожаловался на звонок около трех часов дня. В это время он писал письма. Позже вечером, примерно в половине девятого, его звонок зазвонил, и она ответила. Мистер Эвертон попросил принести печенье. Она решила, что ему нездоровится оттого, что он выпил. На следующее утро, в среду, 17 июля, она принесла ему чай в девять часов. Видимо, ему стало лучше, и он выглядел как обычно.

– Это ваши показания, миссис Джемисон?

– Да, так и было. Я бы не поставила свою подпись, если бы все сказанное не было правдой.

– Тогда я хотела бы спросить вас о звонке в номере мистера Эвертона. Вы говорите, он жаловался на него?

– Да.

– Вы зашли зачем-то в комнату или он сам вас вызвал?

– Он позвонил.

– Он позвонил и сказал, что звонок не работает?

– Да. Мне показалось это странным, но он говорил, будто звонок то работает, то нет.

– Вы заявили, что он писал письма. Где он находился, когда вы вошли в комнату?

– Он сидел у окна. Там стоит маленький столик.

– Он сидел к вам спиной?

– Да, он писал.

– Но он повернулся, когда говорил с вами?

– Нет. Он только сказал: «Ваш звонок не в порядке: то работает, то нет». И все время продолжал писать.

– Значит, он вообще не поворачивался?

– Нет.

– И вы не видели его лицо?

– Нет, не видела.

– Тогда откуда вы знаете, что это был мистер Эвертон?

Анни уставилась на нее.

– Это был точно мистер Эвертон. Невозможно спутать его рыжие волосы.

– Вы видели только волосы, но не лицо?

– Да, но их невозможно спутать.

Хилари наклонилась вперед:

– У многих людей рыжие волосы.

Анни теребила подол юбки, продолжая смотреть на Хилари. Она удивленно ответила:

– Но не такие, как у него.

– Почему же?

– Они закрывают шею, слишком длинные для джентльмена. Их ни с чем не спутаешь.

Хилари вспомнила волосы Берти Эвертона. «Слишком длинные для джентльмена», как сказала Анни. Она кивнула:

– Да, у него длинные волосы.

Анни тоже утвердительно кивнула.

Хилари вернулась к заявлению.

– Значит, это все, что касалось звонка. Вы не видели его лицо, только затылок и рыжие волосы. А вечером он снова позвонил?

– Да.

– В половине девятого?

– Да.

– Он попросил принести печенье и сказал, что ему нездоровится и он собирается лечь спать. Вы принесли ему печенье?

– Да.

– Миссис Джемисон, а в этот раз вы видели его лицо?

Сердце Хилари тревожно забилось, когда она задала этот вопрос, поскольку все зависело от ответа, буквально все, для Джеффа и для Мэрион.

На лбу Анни Джемисон появилась прямая глубокая морщина.

– Он позвонил, – медленно произнесла она, – я постучала и вошла.

– Как вы вошли? – неожиданно спросил Генри.

Она посмотрела на него с недоумением.

– Дверь была немного приоткрыта.

– А была ли она приоткрыта, когда он звонил днем насчет звонка?

– Да, сэр.

– Она была открыта в обоих случаях? Вы уверены?

– Да, уверена.

– Хорошо, продолжайте, пожалуйста.

Она повернулась к Хилари.

– Вы постучали и вошли, – напомнила она.

– Да. Мистер Эвертон смотрел в окно и сказал не поворачиваясь: «Мне нездоровится, я собираюсь лечь спать. Принесите мне немного печенья».

– А когда вы вернулись с печеньем, что делал он?

– Он умывался, – ответила Анни Джемисон.

– Умывался?

– Да, вытирал лицо полотенцем.

Сердце Хилари запрыгало.

– Значит, и на этот раз вы не видели его лица?

Анни взглянула на нее с удивлением.

– Он вытирал его маленьким полотенцем.

– Он что-нибудь сказал?

– Да, он сказал, чтобы я оставила печенье. Я оставила его и вышла из комнаты.

Хилари снова посмотрела на заявление.

– Вы заявили, что подумали, будто ему нездоровится оттого, что он выпил?

– Да.

– Почему вы это предположили?

Анни пристально посмотрела на нее.

– Я не предполагала, я была уверена.

– Почему? Вы же не видели его лица.

– В комнате стоял сильный запах спиртного. И он так странно разговаривал – будто это вовсе не его голос.

– Понятно.

Хилари пыталась не думать о том, что все это может значить. Она вновь взглянула на листок бумаги у себя в руке.

– А когда вы принесли ему чай в девять часов на следующее утро, он чувствовал себя нормально и выглядел как обычно?

– Да, тогда он выглядел хорошо.

– И в этот раз вы разглядели его лицо?

– Да, это был он.

Тут вмешался Генри:

– Значит, миссис Джемисон, вы ни разу не видели лица мистера Эвертона во вторник, 16 июля. В своем заявлении вы упоминаете послеобеденное время, то есть, как я полагаю, вы не видели его и утром?

– Нет, я его не видела. Дверь его комнаты была заперта.

– Значит, во вторник, 16 июля, вы ни разу не видели лица мистера Эвертона?

– Нет. – Она хотела еще что-то сказать, но запнулась, переводя удивленный взгляд с Генри на Хилари и обратно. – Но если это был не мистер Эвертон, тогда кто же?

Они понапрасну побывали в трех гаражах и опоздали к ленчу. Кузина Селина была недовольна. Она сказала, что это не имеет значения, голосом человека, который изо всех сил старается оставаться вежливым, несмотря на сильное искушение. Она поджала губы и сообщила о своих опасениях относительно мяса, которое могло оказаться пережаренным. Откусив кусочек, она вздохнула и закатила глаза кверху, после чего принялась есть говядину с брюссельской капустой с видом мученицы.

Пока в комнате находилась служанка, Генри и Хилари старались поддерживать разговор, но как только они остались одни, миссис Макалистер скорбно произнесла: