Дональд Уэстлейк - Пожиратель женщин

Дункэн стоял рядом с постелью и с любопытством разглядывал Патрицию.

– Это… это вы?

– Что, беспокойный сон, дорогая?

– Эта ночь в полицейском участке меня просто доконала.

– Вы, кажется, меня упрекаете? Но вините лучше себя.

– Почему?

– Если бы вы вели себя поумнее, то помешали бы вашему услужливому кавалеру устраивать цирк!

– Малькольмом не очень-то поруководишь!

– Ах, уже Малькольм?..

– Я хотела сказать…

– Я отлично понимаю то, что вы говорите, Патриция. Вам этот молодой человек очень нравится, не так ли?

И вдруг мисс Поттер взбунтовалась, ей по горло надоело дрожать от страха, вечно подчиняться ему. Она посмотрела Джеку прямо в глаза:

– Очень.

– И… очевидно, поэтому вы ничего не сделали, чтобы его лишили денег?

– Я не воровка!

– Кто вы есть или кем вы должны стать – это решать только мне.

– А по какому праву?

Он улыбнулся, прикидываясь любезным:

– Вам очень захотелось, чтобы я вам это объяснил?

– Нет.

– Тем лучше… Вы опять становитесь благоразумной… Я понимаю, ваши нервы… А о чем говорили вы всю эту ночь, находясь среди джентльменов из полиции?

– О его родине.

– Ну разумеется… И вам, конечно, мечталось, как вы начнете жизнь заново? – Он засмеялся. – Откровенно говоря, Патриция, я не вижу вас в роли пастушки! К счастью, я здесь и не позволю вам натворить глупостей, которые могут испортить вам жизнь.

– Она не будет испорчена больше, чем сейчас.

– Вы такая неблагодарная, Патриция? У вас есть наряды, драгоценности… деньги, у вас есть успех. Что же вам нужно еще?

– Дышать чистым воздухом, выбраться из этой клоаки.

– Осторожней, Пат… На вашем месте следовало бы думать, что говоришь. Сегодня утром я более чем терпелив, но тем не менее не надо этим злоупотреблять!

– Джек…

– Да?

– Отпустите меня!

– Куда бы это?

– В Шотландию.

– Дорогая моя, по-моему, вы рехнулись! Разве вы забыли, что я вас люблю?

– Зачем эта ложь? Вы никого не любите, а что до меня… то я вас ненавижу!

– Лгать действительно очень нехорошо, моя дорогая! С вашего позволения, я уточню, что я не ненавижу, когда меня ненавидят… Это придает некую пикантность нашим отношениям, вы не находите? Вот, например, Девит… Он меня ненавидит. А меня это забавляет. Он только и мечтает меня убить, и он знает, что мне это известно… Таким образом, мое с ним сотрудничество лишено однообразия.

– В один прекрасный день вы потеряете бдительность…

– И не рассчитывайте на это, дорогая, я прошел суровую школу… А если снова вернуться к вашему шотландцу, то ему крупно повезло, что он мне еще нужен, а то бы…

– А то бы?..

– А то бы он уже мог прочувствовать разницу между прохладой воды в Темзе и прохладой холмов в своем краю.

– Но вы же не посмеете все-таки убить этого несчастного только за то, что он честен и наивен?

– Разумеется, нет. Но то, что он положил на вас глаз, я ему не прощу. У меня есть такая слабость – я держусь за то, что мне принадлежит. Плохо, что его обожание не оставило вас равнодушной, а то бы я ограничился тем, что влепил бы ему как следует, дабы поучить хорошим манерам. Так что, видите, какие странности преподносит нам жизнь, а поэтому, если с ним что-нибудь стрясется, то он будет этим обязан вам…

– Я не позволю вам этого!

– Что мне нравится в вас, Патриция, так это детская непосредственность, которой не дано считаться с обстоятельствами… Когда я учился в Оксфорде, о да, моя дорогая, я был студентом в Оксфорде, правда, не очень выдающимся по сравнению с остальными, в колледже Магдалины точнее, ну, пока меня оттуда не выгнали из-за ерунды… Нас там учили всегда охватывать весь комплекс проблем по какому-либо вопросу перед тем, как принять то или иное решение. Жаль, что вы не прошли такой школы, как Оксфорд!

– На вашем примере видно, что мне не о чем жалеть!

– Мне нравится, как вы умеете парировать, Патриция, но если бы вам не нужно было петь сегодня вечером, я бы вам продемонстрировал, что за любую наглость нужно расплачиваться… Однако публика будет в шоке, если увидит, что вы плохо выглядите.

И снова ей стало страшно, а ироническое хладнокровие Дункэна приводило ее в ужас гораздо больше, чем грубость или жестокость. И все-таки, любя Малькольма, она продолжала настаивать:

– Какую услугу вы требуете от шотландца?

– Вы так сильно за него волнуетесь?.. Слишком сильно… но я не хочу, чтобы вы напридумали немыслимые вещи… Он просто пойдет и возьмет сверток, за которым мне идти нельзя.

– А что будет в этом свертке?

– Любопытство – скверный порок.

– Наркотики?

Манера и тон Дункэна внезапно изменились.

– Довольно!.. Не суйте свой нос, куда не положено, Патриция! Извольте следовать этому совету, если вам дорога ваша физиономия или ваша жизнь!

– Как Джеффри Поллард и Дженет Банхилл?

Наступило короткое молчание. Патриция поняла, с каким усилием сдерживает себя Дункэн, чтобы не ударить ее. Наконец глухим голосом он произнес:

– Вот теперь, моя дорогая, можете быть абсолютно уверены, что не уйдете от меня никогда.

– Исключая тот случай, когда вас потащат на виселицу!

– Если это время наступит, то я уверен в одном: вас больше не будет на этом свете, чтобы этому порадоваться… А теперь, когда нам обоим стало все ясно, отдыхайте, чтобы вы сегодня вечером блистал… До свидания, дорогая…

Уже уходя, он оглянулся и, улыбнувшись ей, сказал:

– Право лее, прискорбно, что звуки волынки вас волнуют до такой степени…

С того момента, как Сэм Блюм узнал о провале западни, которую подстроили шотландцу (а это его клиент), он впал в глубокую депрессию, которую пытался тщетно побороть с помощью виски. Блюм верил во всяких ясновидиц, гадалок на картах и прочих прорицательниц. Миссис Осбрсйт – одна из самых уважаемых ясновидиц в квартале Сохо – предрекла ему, что его звезда вошла в самый беспокойный отрезок астрального пути и самое мудрое сейчас – набраться философского умонастроения, чтобы выдержать удары, уготованные ему судьбой. Сэм поднабрался знаний из всех религий, в том числе из иудейской: Бог может покарать, и его законы лучше не преступать. Хотя он и исповедовал атеизм, откуда-то из тайников души издевательски лезли всякие древние легенды о проклятии. С тех пор, как Джеффри Поллард и Дженет Банхилл погибли, ему казалось, что гнев Божий приближается к нему, и он содрогался от страха. Но тем не менее даже в этом страхе он не мог найти источник мужества, чтобы изменить свою жизнь. Когда же получился промах с шотландцем, а навел на него он, Сэм, ему показалось это началом целой серии катастроф, угрожающих ему. Этот промах был, наверное, только прологом. Поэтому когда Сэм увидел, что входят инспектора Блисс и Мартин, то решил, что настала пора самых худших передряг.