Джон Карр - Третья пуля. Охота на Цирюльника

— Как? — притворно удивилась Пегги Гленн. — Разве вы не знали?

Зал ресторана был почти пуст; на столиках палисандрового дерева одиноко мерцали светильники. Сладкий голосок Пегги Гленн звонко разносился по ресторану, сопровождаемый потусторонними скрипами. Потолок ходил ходуном; Морган часто с опаской поглядывал на стеклянный свод. Еда превратилась в своеобразный вид спорта — как, впрочем, и все остальное. Обедая, приходилось все время быть начеку, так как посуда и столовые приборы совершали внезапные резкие броски. Чуть зазеваешься — окатит водой из бокала, а то и, того хуже, на голову обрушится тяжелая волна соуса. Морган напоминал себе нервного жонглера. Ресторанный зал то медленно поднимался на гребень очередной огромной волны, то накренялся и стремительно падал вниз с высоты; падение сопровождалось зловещим грохотом океана. Стюардов, прислуживавших в ресторане, отрывало от колонн, к которым они прислонялись; немногие отважные пассажиры, рискнувшие пообедать, вцеплялись в стулья. И у всех обедающих неприятно сосало под ложечкой.

В зале находилось около дюжины пассажиров; все отчаянно сражались со звенящими грудами фарфора и столового серебра. В целом справлялись они неплохо; бывает, удавалось и ложку донести до рта, не расплескав. Отважные оркестранты пытались исполнить «Принца-студента». Однако никакие трудности не смущали Пегги Гленн. Учтивая и обходительная, в черном бархатном платье, она сидела рядом с капитаном Уистлером и взирала на него с наивным удивлением. Ей удалось соорудить из своих черных стриженых волос очень изысканную и сложную прическу, которая придала ее худенькому личику несколько хитроватый вид.

— Неужели вы не знали? — повторила она. — Разумеется, Кертис, бедняжка, ничего не может с этим поделать. Это вроде семейного недуга. То есть, конечно, безумием это не назовешь…

Морган с трудом проглотил кусочек рыбы и скосил на нее глаза. Пегги обратилась к нему:

— Хэнк, помните, как звали того дядюшку Керта, о котором он нам рассказывал? Кажется, его мучили судороги во сне… или он страдал клаустрофобией? Его дядюшка каждую ночь выскакивал из постели с криком, что его душат…

Капитан Уистлер отложил в сторону нож и вилку. Еще когда капитан садился за стол, все заметили, что он явно не в духе, однако тщательно скрывает дурное настроение за грубоватым дружелюбием и рассеянными улыбками. Повернувшись к стюарду, капитан неожиданно объявил, что должен вернуться на мостик и обойдется без десерта. У него были выпуклые светло-карие глаза, цветом напоминавшие маринованный лук, красное лицо, большой обвислый рот. И вообще он уже начал полнеть, страдал одышкой. Уистлер привык относиться к пассажирам покровительственно; нервных старушек он успокаивал громогласным «Ха-ха!». Золотые галуны на нем горели огнем, а короткие седые волосы топорщились, словно пена над пивной кружкой.

Итак, он снисходительно улыбнулся Пегги:

— Полно, полно, милочка… Что там у нас стряслось? А, дорогая моя? Говорите, с вашим приятелем произошел несчастный случай?

— Не просто несчастный случай, а ужасный несчастный случай, — заверила его Пегги и огляделась, дабы убедиться, что всем присутствующим хорошо слышно. За их столиком сидели только капитан, доктор Кайл, Морган и она сама; поэтому Пегги хотела убедиться, что ее подслушивают. Она во всех подробностях живописала, как они нашли Уоррена без сознания, и добавила: — Но, разумеется, бедняжка не несет ответственности за свои поступки, когда у него припадок…

Вначале капитан Уистлер проявил сочувствие, затем встревожился. Его полное лицо покраснело еще больше.

— Хм… хррм!.. — прочистил он горло. — Надо же! Надо же! — Видимо, ему хотелось сказать что-то совсем другое, поэтому «надо же» далось нелегко. — Жаль, жаль, мисс Гленн! Но ведь с ним… мм… ничего серьезного? — Он встревоженно посмотрел ей в глаза. — Может быть, его заболевание по линии доктора Кайла?

— Собственно говоря, я бы не хотела…

— Доктор, вы сталкивались с подобными случаями?

Кайл был человеком немногословным. Он методично расправлялся с жареной камбалой — худощавый, длиннолицый, с оттопыривающейся манишкой. Слабая улыбка резче очертила складки у него на щеках. Доктор взглянул на Пегги из-под седых бровей, затем посмотрел на Моргана. У того появилось ощущение, будто Кайл верит в трагическую болезнь Уоррена не больше, чем в лох-несское чудовище.

— О да-а, — протянул он густым, задумчивым басом. — Сталкивался. У меня бывали подобные пациенты. — Доктор устремил на Пегги тяжелый взгляд. — Легкий случай legensis-pullibus, я бы сказал. Пациент поправится.

Капитан Уистлер вытер губы и раздраженно отшвырнул салфетку в сторону.

— Но… почему мне ничего не сообщили? — спросил он. — Я здесь главный и обязан знать о подобных происшествиях…

— Капитан, что вы такое говорите? — возмутилась Пегги Гленн. — На протяжении всего обеда я только об этом и говорю. Я повторила рассказ трижды, прежде чем вы поняли. Послушайте, что с вами? Вас что-то тревожит?

— А? — От удивления капитан подскочил на месте. — Тревожит? Что вы, дорогая моя, чушь, ерунда! Ха-ха-ха!

— Надеюсь, нам не грозит наскочить на айсберг или что-то в этом роде. Это было бы просто ужасно! — Она смотрела на него широко раскрытыми ореховыми глазами. — Помните «Гигантик»? Говорят, когда корабль столкнулся с китом, капитан был пьян, и…

— Я не пьян, мадам. — В голосе Уистлера послышался отдаленный рык. — И вовсе меня ничто не тревожит. Чушь!

Казалось, Пегги действует по наитию.

— Ну конечно же я догадываюсь, в чем дело! Вы беспокоитесь за бедного лорда Стэртона и его драгоценные изумруды, которые он везет с собой… — Она бросила сочувственный взгляд на стул, который лорд, одержимый сильнейшим приступом морской болезни, еще ни разу за все путешествие не занимал. — И я вас не виню. Хэнк, вы только подумайте. Предположим, на корабле находится известный международный преступник — повторяю, только предположим — и этот преступник решил украсть украшения лорда Стэртона. Разве не потрясающе? Только не для бедного капитана Уистлера, разумеется, потому что он здесь за все отвечает. Я права?

Под столом Морган довольно невежливо пнул свою сияющую спутницу по голени и одновременно одними губами просигнализировал: «Угомонитесь!» Однако многие обедающие, вне всякого сомнения, навострили уши.

— Милая моя юная леди, — заволновался капитан, — какого че… то есть, пожалуйста, прошу вас, выкиньте эту чушь из вашей очаровательной головки. Ха-ха! Вы, знаете ли, взбудоражите мне всех пассажиров; а этого я допустить никак не могу. Да говорите же тише, прошу вас! Какая нелепая мысль. Ну, право же!