Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– Получается, что теперь нам следует допросить самого Синявского по поводу его связи с Шакловитой. – Апраксин выглядел вполне довольным произведенным расследованием.

– Синявский арестован. – Шешковский поскреб пол носком сапога. – Арестован и находится в камере.

Собственно, ничего интересного в задержании Антона Синявского не было, вот если бы он оказал бешеное сопротивление, бился бы, отстреливался, все не так паскудно бы получилось. Жизнь свою, Господом Богом данную, всякий обязан защищать. Никто бы не осудил Шешковского за то, что он арестовал опасного преступника, тем более посягающего на жизнь государственного чиновника, но никакого боя не произошло. Собственно, Степан, хоть и был не дурак за оружие хвататься и кого надо по роже приложить, но тут… В общем, получив приказ Ушакова арестовать приятеля, он просто отвел Антоху в ближайший кабак, где и напоил того до полубесчувственного состояния. Сам при этом тоже нализался будьте нате, знал ведь, что на следующий день совесть замучает, вот и налег заранее горькую пить. Водку подавали в специальных удобных стоянах – без ножки, без ручки, а удобнее для питейного дела штуки еще не придумали. Славно из такого пить, удобно в глотку лить, а если по неловкости с дюжину разобьешь – не сильно-то и разоришься. Тулово у стояна (или, еще иногда говорят, стакана) мутно-прозрачное, по ширине как раз под руку, чтобы пальцами ухватить.

Как до Тайной канцелярии оба в дугу пьяные добрались, и рассказать невозможно. Синявский, правда, все порывался к бабенке какой-то забежать, упорно таща другана мимо старой лютеранской церкви в сторону дома статс-дамы Ее Императорского Величества Анны Васильевны Гагариной, но Степан твердо знал, куда ему надо. Потому, пока себя помнил, направление держал верно. А уж когда добрались, то ли он Антошку на себе тащил, то ли Антон его. В одной камере рядышком улеглись и до утра прохрапели, пока старик Прокопыч бухих следаков не обнаружил, агнца от козлищи не отделил да пинками да тычками и не вывел ничего спросонья не соображавшего Степку из камеры. Тот, правда, к стыду своему, на тот момент времени об ушаковском приказе начисто позабыл и в последний момент вместе с собой пытался пьяного в стельку Синявского из узилища вызволить, но, на счастье ветхого архивариуса, четвероногое существо, бывшее еще вчера неплохим дознавателем, мычало и подниматься с нар не желало, а пьянущий в лоскуты Шешковский его перетащить никак не мог. Так что, кое-как вызволив из камеры Степу, Прокопыч закрыл там Антона и ключ от греха в ушаковский стол запрятал. А сам погнал мальчишку на побегушках, из тех, что Шувалов держал для всякой надобности, к медикусу, дабы к приходу начальства Шешковский хоть сколько-нибудь походил на человека.

– Синявского я допрошу лично, – довольный Ушаков потирал руки. – К вечеру, полагаю, мазурик оклемается, так что поговорим и о Шакловитой, и зачем понадобилось факт знакомства скрывать?

Шешковский горестно молчал, вечером Ушаков обыкновенно назначал допросы с пристрастием. Впрочем, неужели Антоха не расскажет начальнику все добровольно? Ведь он, Антон Синявский, на государственной службе, опытный дознаватель, следственных дел мастер, а вокруг него друзья и соратники. Даже если что-то скрыл по глупости или пожелал, так сказать, в дальнейшем сюрприз сделать, то при виде знакомых клещей и отлично зная, что дальше произойдет… Во всяком случае Степан бы однозначно выложил все что знает. Но Синявский…

Понимая состояние молодого человека, начальник пока не назначил его ассистировать во время допроса напарника. Пока…

– Теперь что касается давнего дела с жемчугами. Собственно, собранный материал следует определить в два отдельных делопроизводства, чтобы не путаться. – Вопреки всему на свете Ушаков не выглядел утомленным. – Первое: «Похищение жемчужного колье». И второе, разумеется, неофициальное: «Шелковая роза». Изначально мы запутались, полагая, что следует рассматривать все вкупе, теперь же мне видится совсем простая штука, – он задумался. – Разумеется, ни одно слово, произнесенное здесь, ни один факт не должен выползти за пределы этих стен, ибо в противном случае мне придется… – он выразительно посмотрел в сторону Шешковского, и молодой человек тут же залпом осушил целую кружку холодной воды, показывая, что он уже не пьян и собой владеет.

– В общем, видится мне, что дело было так: некий Певчий, будем называть его так, дабы даже случайно произнесенная здесь информация не… – он прошелся по комнате, внимательно вслушиваясь во что-то неуловимое для обычного слуха. – Некий молодой и привлекательный Певчий получает письма от знатной дамы, а затем знатная дама предстает перед ним. Мы не знаем, та же самая эта дама или уже другая.

Во время карнавала дама должна явиться с розой в волосах, и с розой в волосах являются сразу две дамы. Но если первая подобна луне, вторая – лишь внезапно возникшая на небосводе комета. Вот и я спрашиваю, неужели Комета не бросилась бы наутек, заметь она, что госпожа желает царствовать на небе любви? Неужели Комета позволит себе неслыханную дерзость соперничать с Луной? Никогда такого не было, никогда и не будет. Комета летела на свое собственное назначенное свидание, она не ведала, что Луна уже вдела себе в прическу розу, а если бы знала, ни за что не осмелилась бы воспользоваться тайным знаком. В общем, она ведь не дура, прекрасно понимала, какие последствия ждут ее в случае, если Луна обнаружит соперницу. Вывод: Комета не стала бы копировать розу Луны. Что же до Луны, то тут расклад совершенно другой.

– Вы хотите сказать, что Софья Шакловитая – лучшая мастерица – скопировала розу для Луны, а не для Кометы? – Апраксин азартно крутил пуговицу на собственном кафтане.

– Да, Шакловитая была лучшей мастерицей, ей и карты в руки. Что же до Кометы, давайте все-таки называть фигурантов дела на иносказательный манер. В тот день Комета отсутствовала во дворце и даже на карнавал явилась с опозданием. Далее, когда Луна в своей ярости побила Комету, Комета упала в обморок, и медики были вынуждены приводить ее в чувства, после чего она была отослана домой.

– Сама небось убралась от сраму, – улыбнулся Апраксин.

– А теперь пошевелите мозгами, жемчуга умыкнули в ночь перед карнавалом, Кометы в то время во дворце не было. И после карнавала не было, потому что ее, побитую и униженную, отправили домой.

– А если бы Луна не прибила Комету? – попытался вставить словечко Шешковский.

– Комета пришла на карнавал с розой в волосах, с тайным знаком, узрев который, Певчий, согласно первоначальному плану, должен был устремиться за ней в любовном исступлении, они бы отправились в дом к Комете, где бы и предавались плотским радостям. Если бы Комета организовала похищение жемчужного колье, она бы ни за что на свете не стала уводить у Луны кавалера, Луна именно потому и была спокойна относительно кражи, что рядом с ней находилась ее отрада. Если бы она утратила и то, и другое… – Он присвистнул. – Все согласны со мной?