Роберт Гулик - Поэты и убийцы

На этой скамье сидел, читая книгу, крепко сбитый широкоплечий человек. Отложив томик, он бросил на судью Ди любопытный взгляд, подняв широкую кустистую бровь. Одет он был в пышное сапфирово-синее одеяние, открытое у горла, и черную шелковую шапочку, украшенную спереди круглой пластиной из полупрозрачного зеленого нефрита. Длинные концы обвивавшего талию кушака свешивались до самого пола. Широкое лицо с тяжелыми челюстями по нынешней придворной моде обрамляли короткие бакенбарды и аккуратно подстриженная короткая бородка. Судья знал, что академику под шестьдесят, но и его борода, и бачки все еще оставались черными как смоль.

Шагнув к нему, судья отвесил низкий поклон и почтительно, обеими руками вручил красную визитную карточку. Академик бегло взглянул на нее и, сунув в широкий рукав, заговорил своим рокочущим голосом:

— Так значит, вы Ди из Пуяна. Да, молодой До говорил мне, что вы тоже у него остановились. Славное местечко, лучше, чем та тесная комната в правительственной гостинице, где я провел ночь. Рад знакомству, Ди. Вы хорошо поработали, вычистив тот храм в Пуяне. Нажили себе немало врагов при дворе, но и друзей тоже. У всякого достойного мужчины есть и друзья, и враги, Ди. Не стоит пытаться стать всеобщим другом, это не имеет смысла.

Он поднялся, подошел к письменному столу и, усевшись в кресло, указал на низкую скамеечку.

— Присядьте-ка тут, напротив меня.

Судья сел и начал вежливо:

— Находящийся перед вами давно предвкушал возможность засвидетельствовать свое почтение вашему превосходительству. Теперь, когда...

Академик помахал в воздухе большой, красивой рукой.

— Пропустим все эти церемонии, хорошо? Мы тут не при дворе. Это просто неофициальная встреча поэтов-любителей. Вы ведь, Ди, тоже пишете стихи, не так ли?

И он воззрился на судью большими глазами, темная радужная оболочка которых отчетливо контрастировала с белками.

— Едва ли можно назвать это так, господин, — застенчиво ответил судья. — Конечно, в студенческие времена я должен был выучить правила стихосложения. Я прочел антологии наших прославленных классиков, которые вы, господин, так искусно отредактировали. Однако сам я написал лишь одно стихотворение.

— Слава многих знаменитых поэтов зиждется на одном-единственном стихотворении, Ди. — Академик придвинул к себе большой чайник из синего фарфора. — Вы, Ди, конечно же, уже пили чай. — Пока он наполнял свою чашку, судья Ди уловил нежный запах жасмина. Сделав несколько глотков, хозяин продолжил: — Итак, расскажите мне, о чем же ваше стихотворение.

Откашлявшись и ощущая, как пересохло горло, судья ответил:

— Это в своем роде дидактическое сочинение, господин, оно было посвящено важности сельского хозяйства. Я попытался уложить в сто строк советы крестьянам относительно сезонных работ.

Академик бросил на него недоумевающий взгляд.

— Ах вот как? И почему же вы решили избрать такую... э-э... довольно оригинальную тему?

— Я надеялся, что полезные сведения, изложенные в стихах с рифмой и ритмом, будут лучше запоминаться простыми деревенскими жителями, господин.

Оба собеседника улыбнулись.

— Большинство людей сочли бы это глупым ответом, Ди. Но не я. Стихи действительно легко запоминаются. И не только из-за рифмы, а главным образом оттого, что они отзываются на биение нашей крови и ритм нашего дыхания. Ритм — это костяк хорошей поэзии, да и прозы тоже. Прочтите мне несколько строф вашего стихотворения, Ди.

Судья сконфуженно поерзал на скамеечке.

— Сказать по правде, господин, я написал его больше десяти лет назад. Боюсь, сейчас мне не удастся припомнить ни единой строфы. Но если вы позволите, я пришлю вам копию, чтобы...

— Вам не стоит себя утруждать, Ди. Позвольте мне сказать прямо, что это, скорее всего, плохие стихи. Будь там хоть несколько хороших строк, вы ни за что бы их не забыли. Скажите, вы читали «Императорский рескрипт командирам и солдатам Седьмой армии»?

— Я знаю его наизусть, господин! — воскликнул судья. — Это вдохновляющее послание отступавшей армии переломило ход битвы, господин! Его торжественные первые строки...

— Совершенно верно, Ди. Вы никогда не забудете этот текст, потому что ритм его хорошей прозы совпал с пульсацией крови каждого воина в армии, от генералов до рядовых пехотинцев. Вот почему народ до сих пор декламирует его по всей империи. Между прочим, это я набросал для его величества императора проект этого произведения. Итак, Ди, вы должны изложить мне свое мнение по поводу административного устройства на местах. Я, знаете ли, неизменно получаю удовольствие от бесед с молодыми чиновниками. Всегда считал одним из многих недостатков высокого положения при дворе то, что мы теряем связь с должностными лицами из глубинки. И особенно меня интересуют проблемы уездов, Ди. Конечно, это самый нижний управленческий уровень, но первоочередной по важности.

Он медленно опустошил свою чашку под завистливым взглядом судьи Ди, старательно вытер усы, улыбнулся, будто что-то вспоминая, и продолжил:

— Я, знаете ли, и сам начинал уездным судьей! Правда, успел послужить только на одном посту, потому что написал доклад о судебной реформе, и меня сразу повысили до наместника на юге, а потом перевели сюда, в эту самую провинцию. Времена тогда беспокойные были, как раз Девятый принц восстал, двадцать лет назад. А сейчас мы с вами сидим в его старом дворце. Да, Ди, время летит. Ну а потом я опубликовал критические заметки на труды классиков и был произведен в чтецы Императорской академии. Был допущен сопровождать его величество в августейшей ревизионной поездке по западным провинциям. В этом путешествии я сочинил свои «Оды на горах Сычуань». До сих пор полагаю, Ди, что это мое лучшее поэтическое произведение.

Академик чуть ослабил ворот своего платья, обнажив толстую, крепкую шею, и судья вспомнил, что в молодости его собеседник был также известен как борец и мечник. А тот взял со стола раскрытую книгу.

— Вот, нашел тут у Ло на полках сборник стихов советника Хвана о сычуаньских пейзажах. Он путешествовал по тем же местам, что и я. Очень интересно сравнивать наши впечатления. Его версия довольно хороша, хотя... — Он склонился над страницами, а потом покачал головой. — Нет, эта метафора не кажется мне верной... — Неожиданно вспомнив о госте, он поднял глаза и с улыбкой проговорил: — Мне не стоит утомлять вас этим, Ди. Без сомнения, до ужина у вас еще множество дел.

Судья Ди поднялся. Академик тоже встал и, невзирая на протесты гостя, настоял на том, чтобы проводить его до двери.