Роберт Гулик - Поэты и убийцы

— Что тебе тут надо?

Человек обернулся. Вперив в судью взгляд больших выпученных глаз, он хрипло ответил:

— Ба, судья Ди! Я стучал, хотел встретиться с вами, пусть даже всего на пару минут, да только никто мне не ответил.

Голос человека был грубым, но он говорил как образованный и знающий себе цену человек. Внезапно судью Ди осенила догадка.

— Рад познакомиться с вами, Могильщик Лу! Судья Ло сообщил мне, что...

— Решите позже, рады вы знакомству со мной или нет, Ди, — прервал его Могильщик.

Его немигающие глаза были устремлены куда-то мимо судьи, и тот невольно оглянулся через плечо. Двор был пуст.

— Нет, судья, вы не способны их увидеть. Пока что нет. Не тревожьтесь об этом, не надо. Мертвые всегда среди нас. Везде.

Судья Ди посмотрел на него долгим взглядом. Этот некрасивый человек вызывал у него смутное беспокойство. Зачем только Ло понадобилось...

— Удивляетесь, почему вдруг Ло решил меня пригласить, а, Ди? А ответ прост: я поэт. Вернее даже, куплетист. В моих стихах никогда не бывает больше двух строф. Вы никогда не читали их, Ди. Вы интересуетесь лишь официальными документами. — И он ткнул толстым пальцем в направлении папки, которую нес судья.

— Зайдем ко мне, господин, и выпьем по чашечке чая, — предложил судья, вежливо открывая дверь перед Лу.

— Нет, спасибо. Я должен забрать кое-что из своей комнаты, а потом выйти по делам в город.

— А где расположены ваши покои, господин?

— У лисьей молельни, она в правом углу главного двора.

— Да, Ло говорил мне, что у него тут есть такая молельня, — со слабой улыбкой проговорил судья.

— Помилуйте, почему бы судье Ло не иметь у себя такую молельню? — воинственно спросил Могильщик. — Лисицы — неотъемлемая часть мироздания. Их мир так же важен или так же неважен, как наш. И так же, как существуют особые узы между двумя человеческими существами, некоторые люди связаны с определенными зверями. Не забывайте, что знаки гороскопа, которые предопределяют наши судьбы, представляют собой животных, судья! — Он внимательно вгляделся в лицо судьи, потирая покрытые щетиной щеки, а потом неожиданно спросил: — Вы ведь родились в год Тигра, так?

Когда судья кивнул, толстые губы Могильщика искривились в ухмылке, отчего его уродливая физиономия стала выглядеть по-жабьи.

— Тигр и лиса! Лучше не бывает! — Внезапно его тяжелые черты обмякли, а возле мясистого носа залегли глубокие складки. — Вам, Ди, лучше быть начеку! — бесцветным голосом заявил он. — Я слышал, что прошлой ночью тут произошло одно убийство, и теперь все располагает ко второму. На этой папке у вас под мышкой стоит имя Юлань, а над ее головой навис смертный приговор. Скоро, Ди, в вашем окружении появятся новые мертвецы. — Он поднял большую круглую голову, снова посмотрел мимо судьи, и в его глазах навыкате появился странный блеск.

Судья Ди невольно поежился. Он хотел заговорить, но Могильщик продолжил свою речь все тем же сварливым, грубым голосом:

— Не ждите от меня помощи, судья. Я считаю человеческое правосудие абсурдным и потому даже пальцем не шевельну, чтобы схватить убийцу. Убийцы сами себя ловят. Они бегают кругами, которые сужаются еще быстрее, чем у всех остальных. Им некуда деться. Увидимся вечером, Ди!

Он зашагал прочь, и его соломенные сандалии зашлепали по мощеному двору.

Судья посмотрел ему вслед, а потом пошел к себе в покои, раздраженный собственным замешательством.

Слуги задернули занавески балдахина над кроватью, стоящей в глубине комнаты. Судья с удовлетворением отметил, что в центре стола рядом с высоким оловянным подсвечником появилась корзинка с чайными принадлежностями. Стоя у туалетного столика, он протер лицо и шею горячим влажным полотенцем, которое слуги приготовили для него в бронзовой чаше, и сразу почувствовал себя лучше. Могильщик Лу — просто оригинал, такие люди, как он, любят делать сумасбродные заявления. Судья пододвинул столик поближе к раскрытым раздвижным дверям и уселся лицом к каменной горке у себя во дворике. А затем открыл папку.

Сверху Ло положил свои заметки о биографии поэтессы. Этот грамотно написанный отчет занимал приблизительно листов двадцать. Он был так хорошо составлен, что судья подумал, не намерен ли Ло включить его в сборник стихов Юлани. Там излагались все существенные факты прошлого поэтессы, обрисовывая его в завуалированных выражениях, не дающих повода для обиды, но не оставляющих ни малейшего сомнения по поводу того, что под ними подразумевается. Внимательно прочитав биографию, судья откинулся на спинку кресла. Скрестив руки на груди, он стал прокручивать в голове полную взлетов и падений жизненную стезю Юлань.

Она была единственной дочерью конторщика, служившего в маленькой столичной аптеке.

Ее отец обожал литературу и выучил дочку чтению и письму, когда той было всего пять лет. Но вот счетоводом он был плохим и, когда Юлань исполнилось пятнадцать, так погряз в долгах, что вынужден был продать ее в знаменитый дом свиданий. Она провела там четыре года и все это время усердно обихаживала старых и молодых литераторов, заводя связи, благодаря которым хорошо преуспела в изящных искусствах, особенно в поэзии, обнаружив к ней особенный талант.

В девятнадцать лет, будучи на пути к тому, чтобы стать вполне оперившейся известной куртизанкой, она вдруг исчезла. Гильдия владельцев публичных домов отправила на поиски беглянки лучших сыщиков, потому что средств в нее было вложено немало, но найти ее так и не удалось.

Два года спустя ее, больную и обнищавшую, случайно обнаружили в захудалой гостинице на севере страны. Нашел ее молодой поэт по имени Вэнь Туньян, известный своим остроумием, приятной внешностью и унаследованным богатством. Когда-то познакомившись с Юлань в столице, он по-прежнему был в нее влюблен. Вэнь оплатил все ее долги, и она стала его постоянной спутницей. Ни одно столичное светское мероприятие не признавалось по-настоящему изысканным, если на нем не присутствовала эта пара. Вэнь опубликовал сборник стихов, который они с Юлань посвящали друг другу, и литературные круги по всей стране растащили его на цитаты. Эти двое часто путешествовали, посещая славящиеся живописностью уголки империи. Везде и всюду они были желанными гостями литераторов и месяцами жили в тех местах, которые пришлись им особенно по вкусу. Их связь длилась четыре года, а потом Вэнь неожиданно оставил подругу, влюбившись в странствующую акробатку.

Юлань перебралась из столицы в Сычуань, где, воспользовавшись щедрым прощальным подарком Вэня, приобрела прекрасный загородный дом, и поселилась там, окружив себя служанками и певичками. Ее жилище вскоре стало главным очагом интеллектуальной жизни и искусства этой далекой провинции. Она удостаивала своим вниманием лишь избранных поклонников, это были или выдающиеся писатели, или высокопоставленные чиновники, осыпавшие ее дорогими подарками.