Рекс Стаут - Снова убивать [litres]

Роуклифф развернулся, протопал к лестнице и пошел на следующий этаж, а его парни за ним. Должен признать, я слегка занервничал, когда они вошли в Южную комнату. В общем-то, сложно провести где-то десять часов и не оставить следов. Но они искали не следы, а женщину. А эта женщина идеально выполнила инструкции Вулфа, так что все обошлось. Они пробыли там всего пару минут и примерно столько же в Северной комнате, где ночевал Сол Пензер. Когда они вышли оттуда, я открыл перед ними дверь на узкую лестницу и учтиво придержал.

– Четвертая остановка – оранжерея; она же последняя. И поверьте моему слову: если вы споткнетесь о подставку, где стоят орхидеи, у вас будет куда больше неприятностей, чем сегодня у нас.

Роуклифф был уже готов. Он старался не проговориться и не подавать виду, но он сломался. Он рявкнул:

– Вулф там?

– Да, там.

– Ладно. Джек, за мной. А вы двое, ждите здесь.

Втроем мы поднялись наверх. Я шел сзади и потому крикнул Роуклиффу, чтобы входил. Войдя, он увидел лифт, стоявший с открытой дверью. Он крикнул вниз:

– Эй, Эл! Поднимись сюда, проверь шахту.

Эта оранжерея производила впечатление и на людей, которым лейтенант Роуклифф был не чета. Тут ахнул, например, Пьер Фракар, президент Французского общества садоводов. Она и на меня производила впечатление, хотя я входил сюда по десять раз на день и притворялся перед Теодором, будто мне все равно. Разумеется, в феврале вид у оранжереи роскошнее, чем в октябре, но Вулф и Хорстман придумали свои способы украшать ее в любое время года. Войдя в первое помещение, где были собраны гибриды одонтоглоссумов, онцидиумов и мильтоний, Роуклифф и его коп так и остолбенели. На металлических уголках, посверкивавших серебряной краской, на бетонных лавках, на полках стояли и висели три тысячи орхидей, и казалось, здесь даже воздух переливался зеленым, голубым, желтым и красным. Для меня, человека который знает, какой бывает оранжерея, когда она во всей красе, зрелище было слабоватое, но придираться я не стал бы.

– Вы что, пришли на цветочную выставку? – поинтересовался я. – Вы билетов, между прочим, не покупали. Давайте за дело.

Роуклифф пошел первым. Он шел по центральному проходу. Один раз он остановился, заглянул под скамейку, а я расхохотался, а потом сделал вид, будто поперхнулся, и сказал:

– Прошу прощения, лейтенант. Понимаю, вы здесь по долгу службы.

Он двинулся дальше, по-прежнему распрямив плечи, но я видел, что его боевой дух приказал долго жить.

В следующем помещении, где были каттлеи, лелии, гибриды и всякая мелочь, стоял в углу Теодор Хорстман и раствором удобрений поливал цимбидиумы, которые растут в земле, и Роуклифф на него лишь взглянул, но ничего не сказал. Коп, шедший за ним, тем временем остановился и сунул нос в лиловую чашечку крупного гибрида, и я сказал ему:

– Не пахнет. Если тут есть приятный запах, это от меня.

Мы прошли насквозь отделение тропических растений, где были сняты решетчатые щиты и сияло солнце, и перешли в горшечную. В горшечной было больше места, где можно было спокойно двигаться, и тут кое-кто находился. Там, прислонившись спиной к металлическому стеллажу, стоял по-прежнему безупречно чистый, без единого пятнышка, Фрэнсис Хоррокс и что-то говорил Вулфу, проверявшему пневматический ороситель. На длинный низкий ящик с приготовленным для орхидей грунтом сверху были положены две доски, на которых стояло горшков тридцать пять или сорок с Laeliocattleya lustre. Вулф поливал их из оросителя и успел полить заодно все вокруг. Хоррокс тем временем говорил:

– Со стороны все это выглядит дьявольски сложно. Разве нет? Результат, разумеется, тоже виден…

Роуклифф огляделся. Вокруг стояли стойки с горшками и ящики, где были сфагнум, песок, древесный уголь, битые черепки для дренажа. Роуклифф подошел поближе, и Вулф выключил ороситель и повернулся.

Я встрял между ними:

– Знакомьтесь: мистер Ниро Вулф, лейтенант Роуклифф.

Вулф наклонил голову примерно на дюйм.

– Здравствуйте, – сказал он и повернулся к двери, где стоял коп. – Это ваш помощник?

Он произнес это холодно, и правильно сделал. А Роуклифф ответил:

– Да, это мой человек. Мы здесь по делу.

– Понимаю. Тем не менее, если вы ничего не имеете против, представьте его. Я люблю знать, кто входит в мой дом.

– Неужели? Его фамилия Лейденкранц.

– Надо же. – Вулф снова посмотрел на копа и снова наклонил на дюйм голову. – Здравствуйте, сэр.

– Здрасте, – ответил коп, не шелохнувшись.

Вулф повернулся к Роуклиффу:

– А вы, значит, лейтенант. Повышение получили за беспорочную службу? Невероятно! – Тут голос его набрал темп и глубину. – Не могли бы вы передать мое мнение мистеру Кремеру? Сделайте одолжение, скажите ему, что он главный болван и потрясающий осел. – Вулф включил ороситель, направил на орхидеи и снова повернулся к Хорроксу. – Сэр, вся жизнь полна сложностей. Нам остается лишь занять позицию, которая позволяет выбирать варианты.

Я сказал Роуклиффу:

– Сбоку есть еще комната садовника. Хотите осмотреть?

Он пошел следом за мной, вошел, и, нужно отдать ему должное, ему хватило присутствия духа заглянуть под кровать и проверить стенной шкаф. Но когда вышел, он сломался. Однако, идя к выходу, спросил:

– Как попасть на крышу?

– Никак. Никак, и все. Вы же и за крышей следили. Или нет? Только не говорите, что упустили это из виду.

Мы уходили тем же путем, что и пришли, и я снова шел за ним. Роуклифф не ответил. Мистер Лейденкранц продолжал нюхать орхидеи. Мне хотелось расхохотаться, но я терпел и уговаривал себя подождать. Мы вышли из оранжереи и спустились на лестничную площадку третьего этажа, Роуклифф сказал двоим, которых оставил там:

– Валим отсюда.

Один из них начал было:

– Мне показалось, там был какой-то шум…

– Заткнись!

Я спустился за ними следом на этаж, потом еще на один. После всей той клоунады, какой я их развлекал, было бы странным вдруг онеметь, так что на лестнице я выдавил из себя еще пару шуточек. Внизу, прежде чем открыть дверь, я развернулся и сказал Роуклиффу:

– Знаете что, язык у меня резкий, но грех было не порезвиться. Не берите в голову, лейтенант, это просто бла-бла-бла. Я прекрасно понимаю, что это не ваш прокол.

Но лейтенант не был бы лейтенантом, если бы не остался суров и непреклонен.

– Не мели ерунды. Открывай!

Я послушно открыл, и они свалили. На улице к ним присоединились их братья по службе, которых оставили там. Я захлопнул дверь, услышав, как щелкнул замок, задвинул засов и закрыл на цепочку. Повернулся и пошел в кабинет. Я редко пью днем, но тут мне захотелось налить себе бурбона, так что я подошел к шкафчику и не стесняясь угостился. Виски приятно согрел мне грудь. На мой скромный взгляд, шансов за то, что Роуклиффу хватит духа вернуться, практически не было, но я все же вышел в прихожую, отодвинул занавеску и не меньше минуты смотрел на улицу. И не увидел ни единого человека, кто хотя бы отдаленно напоминал сотрудников городской полиции. Тогда я поднялся по лестнице, прошел насквозь оранжерею и явился в горшечную. Вулф и Хоррокс по-прежнему стояли там, и Вулф вопросительно на меня посмотрел.