Наталья Веселова - Одиннадцатый час

Та усмехнулась:

– Нравлюсь? Вот те на. Вес больше осуждают. И выгляжу не так – страшно сказать, брюки иногда ношу! – и говорю неладно. Как моего на приход отправили, я в первый раз прихожу к нему, свечницу спрашиваю – где отец Димитрий, я его матушка. Так она, бедная, так на стул и опустилась. Видно, ноги ей подкосило. И, главное, сказать ничего не может, только рукой машет – там мол… Я для своего мужа – позорище…

Разговор начал всерьез интересовать Ирину:

– Вы что это, специально, что ли? Извините, мне так показалось

– Да нет, не знаю, – задумалась матушка. –Просто не верится, что все это надолго. Годик-другой муж потешится, и…

– Что вы имеете в виду?! – изумилась от души Ирина. – Что значит – потешится? Я хоть и неверующая, ну, почти, но священников все-таки уважаю. Думала всегда – хоть они-то верующие… Ну, вам лучше знать… Интересное дельце выходит – что у нас за духовенство!

–

Да разное у нас духовенство!

–

отмахнулась попадья.

–

Это у меня муж чокнутый.

–

Что вы такое говорите! О муже! Жена священника!

–

инстинктивно испугалась Ирина: она шестым чувством почуяла, что происходит в прямом смысле черт знает что.

–

Да то и говорю!

–

вдруг вскинулась «жена священника»; она тяжело задышала, явно борясь с собой, секунду словно колебалась, но потом внутри у нее, должно быть, произошел короткий болезненный взрыв, слова рванулись наружу и понеслись, в беспомощной панике обгоняя одно другое:

–

– Да то и говорю… Вы же ничего не знаете… Хотите, расскажу?.. Хотите?.. Слушайте… Я выходила замуж за атеиста

–

и сама была атеисткой. Десять лет назад. Но мужа обожала, в рот ему глядела и ловила каждое слово, как… галчонок… Значит, так. Сначала мы читали модные медицинские книжки. Знаете, какие шарлатаны пишут? О том, как организм чистить. Мы, видите ли, были помешаны на здоровом образе жизни. Вино

–

ни-ни, сигарета

–

преступление… Зато мы пьем лимонный сок по системе и лежим рядышком с грелкой под боком… Это мы печень чистим. А завтра

–

позвоночник. Не помню, какой дрянью. Потом воду пьем литрами и рвоту вызываем

–

правильно догадались, желудок. Клизмы ставим

–

кишечник… У меня до сих пор при слове «клизма» спазмы, извините, делаются… Мы еще отвар лаврового листа

–

гадость неимоверная!

–

глотаем. Это, кажется, суставы. Ах да, еще апофеоз

–

арбузотерапия! Сидишь, как скотина, в теплой ванне восемь часов и беспрерывно поедаешь арбузы

–

с тех пор я их, естественно, ненавижу. И, простите, ходишь под себя… А раздельное питание! Ха! А душик холодный! В январе! А босичком по снегу вы не бегали? А стоя на этом снегу ведро воды со льдом на себя не выливали?! А я все это прошла: я, видите ли, любила своего идола, он мне казался страшно умным… Дочку первую заставил, гад, в воду рожать, сам роды принял и ни одну акушерку близко не подпустил. Я чуть не загнулась прямо там, в ванне, но ничего, молчу, думаю, что так и надо. Муж у меня умный, знает, что делает… Ладненько, живем дальше… Тут встречается мужу на улице придурок в белом балахоне, суёт какую-то литературу. Он ее три ночи изучает, потом все наши прежние книжки-брошюрки с утречка на помойку выносит, а мне заявляет: мы, раньше, оказывается, неправильно жили: мы о теле заботились, а оно

–

тлен, тьфу. Теперь мы будем заботиться о душе. Тут женщина, оказывается, есть

–

вот ее портрет, красавица,

–

так она

–

воплощение Христа на земле. Ее так и зовут: Мария-Дэви-Христос. Теперь мы начинаем жить по-новому… Ну, по-новому, так по-новому, я все еще мужу верю… Итак, мяса мы не едим, ходим на какие-то жутковатые службы, где нас пичкают чем-то странным, от чего голова кружится, супружеские отношения прекращаем: грех, оказывается. Через год

–

Страшный Суд и конец света, надо к нему готовиться. Готовимся. И ребенка своего вовсю готовим

–

и главное с восторгом, безо всякого страха… Спим в разных постелях. Ну, моего мнения он, конечно, не спрашивал

–

нужно, и баста. Ему вообще не приходило в голову, что у меня могут быть какие-то мнения: я его отражение

–

и все тут. Наконец, Белое Братство разоблачают, Марию сажают, у мужа глаза открываются: это, оказывается, были слуги дьявола. Мы промашечку дали, говорит Димочка, теперь давай уж точно Богу служить, давай людей лечить… Я, как флюгер, поворачиваюсь опять в другую сторону, и главное, мне кажется, что это я сама так думаю, решение принимаю… И куда мы идем? Правильно, на курсы экстрасенсов. За два года проходим две инициации… Объяснить, что это такое? Не надо? И слава Богу. Нам обоим третий глаз открывают, и начинаю я людей насквозь видеть, как прозрачных. Все болезни на ладони, я их вытягиваю и выбрасываю

–

особая техника есть, чтобы к самой не прилипли… В постели дело возобновляется, рождается сын. Вам еще не скучно? И вдруг

–

муж опять мрачный приходит. Оказывается, мы снова не туда влипли! Ему добрый человек единственно правильный путь показал: приятель «Агни-Йогой» увлек. Всё бросаем, едем в Индию… А там какой-то чудик попадается, проповедует, что он Мессия. Бриллианты из воздуха достает и всем дарит

–

честное слово! Мы за ним, куда он, туда и мы. Всю Индию изъездили. Опять какие-то моления, бдения, собрания, завывания… У меня в голове уже все смешалось… И так проходит еще года полтора. Возвращаемся в Россию в приподнятом настроении. Едем на Смоленское кладбище могилу бабушки в порядок привести. А там

–

часовня Ксении Блаженной. Все заходят

–

и мы зашли. Стоит священник. Мужа о чем-то спросил, тот ответил, разговорились. Я уж и ждать устала, вышла, на воздухе стою. А мой появляется как по голове стукнутый. Опять, говорит, ошибочка вышла, нужно в Православие обращаться. Нужно так нужно, назавтра идем креститься. Дальше что начинается! На молитву в пять утра. Сидим на сухояденье. Я сама на мощи похожа стала. Псалтирь каждый день

–

по три кафизмы на брата, еще пяток акафистов. Причащаемся каждое воскресенье. После вечерних молитв еще по двести земных поклонов кладем, чтобы, значит, в плотский соблазн не впасть: христианину подобает воздержание. Как я последнюю дочку родила

–

не знаю, будто ветром надуло. А мне уж ничего не надо было, я ни о чем не думала, кроме как в обморок в общественном месте не упасть. Дома со мной муж не разговаривает: многословие тоже грех; молчит, как убитый, смотрит исподлобья, книги толстые читает… А у меня чуть мозги от всего этого набекрень не съехали… Однажды сообщает: я в семинарию поступаю. Я уж ничего не отвечаю, у меня уж голова трясется… Но поступил

–

и полегчало, слава Тебе, Господи… Он там хотя бы от фанатизма излечился (там не только от фанатизма, там вообще от христианства излечиться можно, в нашей-то семинарии)