Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– Да, был, – быстро ответила Прунелла. – Она попросила меня достать его из ее косметички, ну, где хранят всякие косметические принадлежности. Сказала, что это снотворное, которое сто лет назад изготовил для нее аптекарь, и что она примет одну таблетку, если не сможет заснуть после ужина. Я нашла их и поставила на столик. Там еще лежала книга и стояли лампа и огромная коробка petits-fours au massepain. Она выписывает… выписывала их из Парижа, из магазина «Маркиза де Севинье». Я тоже съела несколько штук перед уходом.

Прунелла, как маленькая девочка, вытерла слезы кулачками, потом стала искать носовой платок. Коронер сказал, что больше они ее мучить не будут, и она вернулась на свое место между Гидеоном и Верити.

Услышав свое имя, Верити поймала себя на том, что волнуется. Ее провели через те же вопросы, и она подтвердила все, что сказала Прунелла. То, о чем ее спрашивали, не требовало никакого упоминания о приезде в «Ренклод» Брюса Гарденера и Клода Картера и того, как была предотвращена их встреча с Сибил; Верити не считала себя обязанной по собственной воле заговаривать о них. Она видела, что Брюс, застывший и торжественный, как на похоронах, тоже присутствует в зале. На нем были костюм из шотландского твида и черный галстук. Бедняжке Сиб понравилось бы. Она наверняка сказала бы, что, судя по тому, как он носит эти вещи, есть в нем «добрая кровь» – имея в виду «голубую кровь». И тут вдруг, совершенно безо всякой логической связи, Верити осознала, что комичная старушка Сиб никогда бы себя не убила.

Задним числом она ощутила глубокую озабоченность замечаниями доктора Филд-Инниса насчет внешнего вида Сибил – не потому, что думала, будто они имеют какое-то, даже самое отдаленное отношение к ее смерти, а потому, что сама она так долго не обращала никакого внимания на хвори Сибил. А что, если все это время действительно имелись какие-то зловещие признаки? Что, если она и впрямь чувствовала себя так плохо, как говорила? Не было ли это похоже на притчу о мальчике-пастухе, пугавшем всех криками «Волки! Волки!»? Верити почувствовала себя пристыженной.

Отвлекшись на эти мысли, она почти не обратила внимания на то, как вызвали Гидеона и как он рассказывал, что ненадолго зашел за сумочкой Прунеллы в комнату миссис Фостер и что та выглядела совершенно нормально.

Опрос свидетелей подошел к концу. Коронер обратился к присутствовавшим с короткой речью, в которой сказал, что жюри, скорее всего, сочтет достойным сожаления, что в ходе расследования не удалось выявить ничего, что объяснило бы, почему покойная предприняла столь трагический и на первый взгляд совершенно немотивированный шаг, так не соответствовавший ее характеру, по словам ее близких. Тем не менее, учитывая все сказанное свидетелями, невозможно отрицать, что все обстоятельства указывают в одном направлении. В этот момент внимание Верити привлек Клод Картер, которого она не заметила прежде. Он сидел на краю стоявшей у стены скамьи, в неуместном по сегодняшней погоде плаще с поднятым воротником, торжествующе уставившись на собственные ногти.

– …таким образом, – продолжал между тем коронер, обращаясь к жюри, – вы можете счесть, что ввиду явного отсутствия мотива и несмотря на абсолютно верные действия, предпринятые доктором Шраммом, должна быть произведена аутопсия. Если вы так решите, я, разумеется, отложу расследование sine die [84] На неопределенный срок ( лат.) .

После короткого совещания жюри вынесло именно такой вердикт, и следствие было приостановлено до получения результатов вскрытия.

Из зала немногочисленные присутствовавшие вышли в летнюю тишину маленькой деревни.

Покидая здание, Верити оказалась лицом к лицу с мистером Рэттисбоном. Молодому мистеру Рэттисбону было около шестидесяти пяти лет, и он являлся сыном девяностодвухлетнего старого мистера Рэттисбона. Эти лондонские адвокаты пользовались выдающимся авторитетом и являлись поверенными семей Верити и Сибил на протяжении трех или четырех поколений. Отец Верити и отец молодого мистера Рэттисбона были старыми друзьями. С годами сын становился все больше и больше похожим на отца – даже в чудачествах. Оба вели себя так, словно являлись хара́ктерными актерами, игравшими самих себя в некоей старомодной комедии. Оба отличались чрезвычайной манерностью – собираясь высказаться по какому-нибудь спорному юридическому вопросу, они высовывали кончик языка и проводили им по губам, словно хлебнули обжигающе горячего чаю. И многие свои замечания предваряли тихим радостным всхрапыванием.

Увидев Верити, мистер Рэттисбон высоко поднял свою старомодную шляпу, трижды произнес «Доброе утро» и добавил:

– Очень печально, да, – словно она спрашивала у него, считает ли он произошедшее печальным. Она поинтересовалась, возвращается ли он прямо сейчас в Лондон, он ответил – нет, он собирается перекусить где-нибудь в деревне, после чего отправится в Квинтерн-плейс, если Прунелла Фостер найдет возможным встретиться с ним.

Верити быстро произвела в уме ревизию своих продуктовых запасов и сказала:

– Вы не сможете поесть в деревне. Там есть только одно заведение, «Пасскойн армз», но оно ужасно. Поедемте ко мне, я накормлю вас омлетом с сыром и предложу бокал сносного рейнвейна.

Он устроил целое протестное представление, сопровождаемое всхрапываниями, но на самом деле был явно доволен. Вот только поговорит с коронером, сказал он, и сразу приедет в Киз.

Верити приступила к незамысловатым приготовлениям. Она накрыла стол, достала из холодильника щавелевый суп со сметаной, нарвала в огороде трав, разбила в миску яйца для омлета, положила масло на сковороду. Потом сходила в винный погреб и выбрала одну из немногих оставшихся после отца бутылок хереса и бутылку вполне приличного рейнского.

Когда мистер Рэттисбон прибыл, она усадила его в гостиной, выпила с ним рюмку хереса и, оставив с бутылкой рейнского под рукой, отправилась готовить омлет.

Они с удовольствием пообедали, завершив трапезу зрелым стилтоном с печеньем. Мистер Рэттисбон приговорил два с половиной бокала рейнского против одного, выпитого Верити. Его лицо, обычно не отличавшееся цветом от пергамента, раскраснелось.

Потом они перебрались в сад и устроились там в видавших виды садовых креслах под липами.

– Как здесь приятно, моя дорогая Верити, – сказал мистер Рэттисбон. – Честное слово, просто восхитительно! Но, увы, боюсь, мне нужно следить за временем. И, если позволите, я хотел бы позвонить мисс Прунелле. Я не должен злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Вздор, Рэтти! – ответила Верити, которая называла его этим прозвищем персонажа Кеннета Грэма [85] Кеннет Грэм (1859–1932) – британский писатель, мировую славу которому принесла книга «Ветер в ивах», написанная в 1908 году. Рэтти (Рэт, или Водяная Крыса) – один из главных персонажей этой книги. уже лет сорок. – Что вы думаете о дознании?